Лев Новоженов, журналист, писатель, телеведущий: «Жизнь дана для одноразового пользования»

Когда несколько лет назад в Берлине и Дюссельдорфе прошли концерты лауреатов Первого международного конкурса и Фестиваля еврейского искусства «Золотая Ханукия», то ведущим этих концертов был приглашен Лев Новоженов, один из самых популярных людей на российском телевидении.

Он создатель, руководитель и ведущий многих любимых программ: «Времечко» и «Сегоднячко», «Старый телевизор» и «Тушите свет», «Иванов, Петров…» и «Большой секрет для маленькой компании», «Доброе утро» и «Наши со Львом Новоженовым», «Страна советов» и другие.

— Так кто же ты, Лев Юрьевич Новоженов: руководитель, ведущий, писатель, журналист?

— Чем дольше я живу, тем меньше я понимаю — кто я. Я пытался для себя сформулировать ответ на этот вопрос. И решил — я человек, который разговаривает с людьми. Может быть, Господь дал мне этот дар.

— Но ты ведь и организатор хороший.

— Если ты хочешь что-то осуществить в своей жизни, то должен понимать, что никто ничего за тебя не сделает. Даже, чтобы нормально поговорить должны быть созданы определенные условия. И это ты должен сделать сам или найти человека, который это сделает.

— Где-то я вычитал про тебя такую пародию: «Строг, степенен, уваженья просит. /Видно по всему — интеллигент. / Ясно информацию доносит. / Недостатков и привычек нет». Как ты считаешь, что здесь соответствует действительности?

— По-моему сейчас в России просто происходит ревизия слов и понятий. Конечно, я хочу, чтоб меня уважали. А как это — нет привычек? И недостатков? У каждого человека есть и то и другое. И у меня их много. Я курю, выпиваю, играю в карты.

 — Как-то ты сказал: «Процесс духовного пробуждения личности более сложен, нежели просыпания в девушке женщины». Интересно, а когда в тебе проснулась личность?

— Пробуждению личности во многом помогли окружавшие меня люди. Телевидение мне в этом очень помогло. Но мне кажется, что личность моя то просыпалась, то засыпала. В разные периоды. Я не помню такого момента, чтоб она взяла и вдруг проснулась окончательно. Думаю, что этот процесс и сейчас не кончился. Наверное, моя личность уже не во сне. Она проснулась, спустила ноги с кровати, подошла к зеркалу….

— Я тебя знаю очень давно и насколько помню, ты хотел стать врачом-подводником и поступить в военно-медицинскую академию. Почему же ты все-таки пошел в журналистику? В тебе заговорили гены отца?

— Все-таки в выборе профессии отцы играют большую роль. А в мое время все ребята хотели быть военными. В каждом времени есть свои престижные профессии. Сейчас кто-то хочет стать бандитом.

 — Ты стал хорошим, известным журналистом, заместителем главного редактора популярного «Московского комсомольца». И вдруг решил уйти на ТВ. И твой главный редактор Павел Гусев сказал тебе: «Знаешь, пожилой еврей на экране…». Ты тогда не комплексовал по этому поводу.

— Конечно, комплексовал. Но мои комплексы всегда меня побуждают к действию, заставляют что-то предпринимать, чтобы от них избавиться. Хотя я сейчас стал еще более пожилым евреем. Просто об этом надо перестать думать и все.

Мне твой вопрос, знаешь, что напоминает? Моя теща от предыдущей жены говорила мне: «Лева, что это вы уходите от моей дочери? Поверьте, все женщины одинаковы». Я позволил себе усомниться и до сих пор считаю, что прав. Так же и с газетой. Много ведь работ хороших и разных, и интересных. А я вообще не однолюб

— Я насчитал, что за эти годы у тебя было 14 телепроектов. Что это тебя так «мотало»?

— Еще больше, около 20-ти. Причины были разные. Вспомни, на какие годы это пришлось. Менялась политическая ситуация в стране, распадались телекомпании, распадались группы, уходили продюсеры. Какие-то проекты просто закрывали. А вообще-то первым ведущим был Моисей, который поставил рекорд по ведению одной программы — 40 лет. До сих пор никто его не побил. Урок Моисея нас учит тому, что ведущий должен вести и куда-то привести. Желательно в хорошее место.

 — Ты был рекордсменом по количеству ежедневных программ. Был период, когда ты выходил в эфир по 4 раза каждый день. Этот рекорд, по — моему тоже никто еще не побил.

— А это, может быть, у меня тоже что-то отцовское и еврейское. Чтобы оправдать свое присутствие в жизни, профессии, ты должен все время доказывать, что ты работаешь. И про меня не могли сказать: «А что там делает на ТВ Новоженов? За что ему деньги платят?»

— А что интереснее: десять лет вести одну передачу или десять передач по году?

— Если честно, то хотелось бы раз и навсегда вести одну передачу, но это не получается. Жизнь не дает. Для того чтобы делать что-то одно, положение в стране должно быть стабильное, а у нас — сам понимаешь…

 — Какую передачу из своих ты бы выбрал, чтобы вести постоянно много лет?

— Наверное, «Тушите свет». Всю жизнь бы ее вел. Во-первых, это тематика глубоко моя. Если ты помнишь, я же всю дорогу писал фельетоны. Во-вторых, необычная передача по технологии, когда ведущий общается с компьютерными персонажами. Ну и просто там ребята были хорошие.

— Сколько лет тебя знаю, ты все сатирик и все бичуешь… Тебе это нравится?

— Неужели я произвожу впечатление бичевателя? Я не люблю исправлять недостатки. Скорее всего, это мой способ восприятия жизни. Через юмор, иронию. Я такой размышлятель… или размыслитель.

— Когда-то в «МК» в заголовке твоей рубрики был твой портрет, перечеркнутый как мишень. Но ведь это ты стрелял, а не в тебя стреляли.

— В жизни каждый человек одновременно и снайпер, и мишень. Как это не раз случалось со многими людьми. И, наверное, случится еще много раз.

— Команда у тебя всегда интересная. Она переходит с тобой из программы в программу?

— По дороге всегда теряешь людей. Но есть и те, которые со мной работают долго.

— Как ты подбираешь команду?

— По признаку любви. Я нахожу людей, которые ничего не умеют, учу их от и до. За это они начинают меня немножко любить, а я их люблю за то, что много вложено. Я ни у кого не краду журналистов, не переманиваю, а делаю их сам. У нас творческая группа человек 40-50.

— Не слабо! Можно свою партию создать. Ты, как генсек, куда рулил бы? Машина, помню, у тебя была с правым управлением.

— Ну, ту машину я давно уж продал. А партию не хочу. Мне никогда не предлагали вступить в партию. Даже в КПСС, что было тогда обидно. Не уважали, значит. И сейчас не предлагают. Я беспартийный человек, который не любит ходить кодлой, стаей. Я сам по себе.

— Тогда расскажи немного о себе.

— Родился я в Москве и учился здесь. В педагогическом на истфаке и в полиграфическом на редакторском. Уехал в Ачинск на комсомольскую стройку. Был и бетонщиком, и плотником. Затем стал курьером в редакции, корреспондентом. Всю жизнь хотел, как мой отец, стать журналистом. И еще путешественником. Что одно и то же. Ездил и как корреспондент, и как литератор, читал свои рассказы. Где только ни был. На Волге, в Сибири, на Сахалине, Курилах. И за границей был. И Москву, между прочим, всю облазил, всю знаю ее. Поездил и понял: это мой город, моя страна.

— А зачем тебе, скажи откровенно, будучи руководителем программы, становиться еще и ведущим?

— А почему командир авиаполка еще и летает? Есть такие профессии, которые требуют личного примера. Есть замыслы, которые трудно объяснить, а можно только показать. И играющего тренера не спрашивают, почему он играет.

— Тебе нравится быть начальником?

— Нравится. Я всегда делаю то, что мне нравится и получаю от этого удовольствие.

— Сколько лет тебя знаю, ты всегда такой спокойный, уравновешенный. Ты и начальник такой?

— Это я внешне спокойный.… Такой темперамент, сангвинический. А внутри я совсем другой человек. Как начальник, даже жесткий, кричу, бывает. Разве спокойно сделаешь ежедневную информационную передачу?

 — Работа на ТВ специфическая. Как она повлияла на твой характер?

— Я стал сварливым, раздражительным. По крайней мере, эти качества у меня усугубились.

 — Зрители сетуют, что ты говоришь как-то медленно…

— Зато я думаю быстро.

— В твоих программах на самом деле прямой эфир? Трудно в прямом?

— Абсолютно честно, прямее не бывает. И трудно. Но, когда привыкнешь, то труднее без него. Прямой эфир — это высший класс. Счет идет на секунды. Ничего нельзя вырезать.

— «Времечко» выходило в полночь, люди спать хотели. Вы учитывали это?

— Есть такая пословица: «Когда евреи начинают продавать гробы, люди перестают умирать». Понимаешь, я еврей не только по национальности, но и по судьбе. Мне в жизни никогда ничего не предлагали на халяву. И никогда ничего не дарили. Вот и время в эфире мне не предлагали на выбор. Какое дали, такое и дали. И нужно было сделать это время интересным, чтобы люди не засыпали у экранов.

— Почему в своей передаче «Наши со Львом Новоженовым», посвященной нашим соотечественникам за рубежом, ты выбирал благополучных героев, нашедших свое место в жизни? Но ведь большинство эмигрантов далеко не так уж благополучны.

— Ты прав, конечно, и в последних передачах стали появляться персонажи, о которых ты говоришь. Но я все-таки думаю, что люди, которые подметают улицы или моют посуду, не очень интересны для большой аудитории. Наверное, в таком положении оказались и талантливые люди. Но ведь есть такая пословица: «Если ты такой умный, почему ты такой бедный?». И в этом есть своя правда жизни. Потому что, по большому счету, если ты ничего не добился, ты сам в этом виноват.

— Это твое убеждение — лучше СМИ желтые, чем бесцветные?

— Это я сказал лет 10 назад. А сейчас, мне кажется, большинство СМИ стали желтыми. Всегда плоха и неинтересна заурядность, похожесть на других. Вспомни нашу прессу 20-ти летней давности.

— Как-то раз тебе в ресторане с соседнего столика прислали рюмку водки. Это что — популярность?

— Думаю, да. Конечно, меня это покоробило. Но ведь люди по-разному проявляют свою симпатию. Эти — так. Они решили, что это шикарный жест.

— А что приятнее, по-твоему, фигурально говоря, получать почетные грамоты или их подписывать?

— Почетные грамоты — это чушь собачья, что в них хорошего. На царских деньгах, если помнишь, была подпись какого-то большого лица. Это приятно подписывать. А вообще-то, все зависит от самой награды, ее авторитета. Если это Нобелевская премия, то лучше ее получать, чем давать.

 — Но Нобелевскую премию вручает король. Что королем плохо быть?

— А что хорошего? Он ходит только на одну клетку.

— Твои слова: «Сказать о себе „дурак“ — заподозрят кокетство. Сказать „умный“ — подумают, много о себе воображает». Так что же ты скажешь о себе?

— Про себя я скажу так: «Я — не дурак».

— В своей передаче «Большой секрет для маленькой компании» ты раскрывал псевдонимы известных людей. Подобная акция была в период «борьбы с космополитизмом». Зачем тебе-то надо было поднимать эту тему?

— Мне очень жалко эту передачу. Она вышла всего раза 3-4. Но ведь всегда интересно, почему у человека фамилия, скажем, Горький или Бедный. С чего это вдруг? Разве не интересно узнать, что настоящая фамилия Ахматовой — Горенко? И пусть люди знают, что Штейнбока и Офштейна нигде не печатали, пока они не стали Аркановым и Гориным.

 — Хорошо, а Новоженов — это псевдоним?

— Это моя фамилия, но псевдоним моего дедушки, который он взял, поступая в Красную Армию. У него фамилия была — Новзен. И эта смена фамилий тоже своеобразная примета того времени.

— Однажды в Москве твой вечер прошел в рамках программы «Знаменитые евреи России». Ты чувствуешь себя знаменитым евреем?

— Нет, не чувствую. Хотя меня многие узнают. Даже в самолете. Но это, наверное, просто известность.

 — Тогда объясни, почему ты сказал: «Чтобы остаться евреем, я не уехал в Израиль».

— Понимаешь, мое еврейство несколько странное. С одной стороны я, конечно же, еврей, но с другой — русский. Я ведь говорю и думаю на русском языке. И я хочу быть евреем, но евреем я буду, живя в России, а в Израиле я буду русским.

— В самом начале твоего пути тебя взяли в «Литературную Россию» по рекомендации Сергея Михалкова, который позвонил редактору и сказал: «Возьми жидочка». Ты был знаком с ним?

— Действительно, так и было. Тогда я Михалкова не знал, а он меня тем более. Но мой отец был председателем жилищного кооператива, в который Михалков хотел пристроить кого-то из своих. Потом уж, через много лет, я встречался с Михалковым неоднократно, но никогда не напоминал ему тот случай. Впрочем, он многим помогал.

— Ты постоянно находишься среди массы людей. Ты не устаешь? Не хочется сбежать на необитаемый остров?

— Устаю и здорово. Мой необитаемый остров в 30 км от Москвы, это Крекшино, где жена построила хороший дом, больше 200 квадратных метров. Сама построила, своими хлопотами.

— В «Антологии сатиры и юмора ХХ века» у тебя вышел целый том. Ты лауреат премии «Золотой теленок» «Клуба 12 стульев» ЛГ, лауреат премии «Золотой Остап». Ты заведовал много лет отделом сатиры и юмора в «Московском комсомольце». Ты до сих пор считаешь себя сатириком, юмористом?

— Наверное, по большому счету, я все-таки юморист. Но такой, знаешь ли, грустный.

 — В свое время ты много писал для эстрады. В частности, для Шифрина, Новиковой. Сейчас пишешь?

— Нет. И времени нет, и платят мало за это. Если бы больше платили, может, и время бы выкроил.

— Когда же ты книги успеваешь писать?

— У меня с десяток книг. Но это в основном или старые вещи, или то, что родилось в процессе телевизионной работы. Была такая утренняя рубрика «5 минут со Львом Новоженовым». Я для нее каждый день писал по две страницы. Строчка за строчкой и книжка возникает. Я, бывает, жалею, что многое не записываю.

— Не хотел бы ты стать министром информации?

— Министром не хотел бы. Мне нравится быть начальником, как я уже говорил, но не всяким. Хозяином казино, например, я хотел бы, а министром нет. Жизнь у него предполагает такие ограничения, что я не в силах вынести. Я люблю женщин, выпивать, попадать в разные истории, которые компрометировали бы крупного госчиновника.

— Прости, откуда при такой занятости время на женщин, вино?

— Ну, это между делом. Женщины — это не самоцель, а сопутствующий эффект. И потом я люблю, когда у меня мало времени, когда его не хватает, когда надо спешить. Я умею торопиться и у меня хорошая реакция.

— Реакция на что?

— На все абсолютно. И на это самое тоже.

— Сколько можешь принять?

— Никогда не считал, но никогда и пьяным не был. Ну, я мог выпить бутылку водки спокойно. Смотря, какое настроение. Последнее время со здоровьем стало хуже. У меня ведь язва хроническая.

— А какие у тебя домашние обязанности?

— Только одна. Деньги отдавать.

 — Ты по-прежнему гурман?

— Я гурман странный. Просто есть блюда, которые я люблю. Но бывает, что могу целыми днями не есть. А иногда как наброшусь…

 — Ты за столом в компаниях больше говоришь или больше ешь?

— Если я выпивают, то я тогда не ем. Больше разговариваю. Если помнишь, я всегда любил тосты говорить.

— Какие блюда ты никогда не пробовал, а хотел бы попробовать?

— Уже нет охоты чего-нибудь нового пробовать. Знаешь, чем отличается молодой от старого? Молодому хочется нового, а старому хочется того, что было в молодости.

 — А формула: Новоженов + алкоголь = чему?

— Смотря, в каких количествах. Если до 200 грамм — приятнейший человек, замечательный собеседник. А после 500… возможны эксцессы. Я как-то сказал, что пью теперь меньше, потому что у меня нет времени на похмелье.

— Ты своим близким на экране нравишься? Они смотрят твои передачи?

— Смотрят. Обычно не ранних периодах. Вроде принимают ничего. Не ругают, по крайней мере.

— Ты говорил, что в твои детские годы у вас во дворе все мечтали попасть в тюрьму. Это считалось высшим шиком. И ты тоже хотел? Мечта не осуществилась?

— И я хотел. Мне до сих пор воры нравятся. В тюрьму я не попал, но в разные периоды жизни ходил на грани «осуществления мечты». А сейчас, на старости лет, идти в тюрьму уже сил нету.

— А, правда, что в свое время перед тобой извинялся Сергей Степашин, в бытность его министром МВД? Это когда на тебя напал милиционер.

— Да! И ко мне пришел домой его заместитель и еще какой-то генерал. И они стали снимать обувь в прихожей. А я был с большим фингалом.

 — За что же он на тебя напал? По пьянке что ли?

— Да, он был здорово пьяный и врезал мне здорово. Он был лейтенантом спецназа МВД. А за что? Да он сам не знает. Я спросил его на очной ставке: «За что ты меня ударил? Ты что евреев не любишь?». Он так возмутился и сказал в оправдание: «Да я сам татарин!»

— В одной из передач у тебя была рубрика «Было, да сплыло». А что у тебя было, да сплыло за последние годы?

— Много чего… Половина зубов «сплыло» … Ушла старая Москва, многих друзей нет. Кто умер, кто уехал, а кто просто ушел. А, главное, я сам, прежний, «сплыл». Но я не жалею об этом. Я жалею только о проигранных деньгах.

 — Ты по-прежнему играешь в карты и шахматы на деньги?

— В карты играю, в блек-джек. А в шахматы почти нет — очень долго получается.

 — В программе «Иванов, Петров, Сидоров» у тебя была такая мысль: «Улыбайтесь, все могло быть еще хуже». Это твое кредо?

— Да. Это вечная формула. Мы могли родиться в войну, жить в 1937 году или вообще в средневековье, или быть гладиаторами. И еще у меня там была такая фраза: «Улыбка, как капитан корабля, должна покидать человека последней».

— Не хотел бы вернуть какие-то годы своей жизни?

— Нет, жизнь дана для одноразового пользования.

Вам понравилось?
Поделитесь этой статьей!

Добавить комментарий