В.Алейников
I
В этот год к нам пришла Обезьяна –
Я заметил её из тумана,
В неизбежности сна и обмана
Узнавать её нечего мне –
Столько раз появлялась из мрака,
Из январских зеркал Зодиака,
Но потом уходила, однако,
В петушином живучем огне.
Да! – вождю не пристало с хандрою
Заводить отношенья, – не скрою,
Что устал прозябать, как герои,
Чтобы часа дождаться и встать, –
Тяжелы вы, разбитые веки, –
Ведь под вами, как мысль о разбеге,
Жгут зрачки, избегая опеки,
И ресниц несгибаема рать.
Живы скифы! – не мы растворились,
Не в петле наших рек удавились –
Мы возвысились там, где явились,
И не прах наш развеян, а круг, –
Нашу кровь племена восприяли,
И уста свои жены разъяли,
И детей наших в муках рожали,
Чтобы жили и степи и юг.
Что ж! – итак: Митридат – Таргитаю, –
Эти строки полынью сплетаю
И венком наших битв надеваю
На чело свое в лилиях ран, –
Вот эпистола: воину – воин!
За тебя оттого я спокоен,
Что горенья в гоненье достоин, –
Этот дар не случайностью дан.
Мы не ищем неведомой бойни –
Слишком часты разлуки да войны, –
Как в бреду молдаванские дойны,
Раздражают и возраст, и слух, –
А припомнишь напевы походов,
Да звезды отрешение в водах,
Да судьбы отраженье на сводах –
То-то хватит, пожалуй, на двух!
Племя, племя! – рассеяно племя,
Млечный Путь – не значок в теореме,
А неистовство – лучшее стремя
Для коня, уносящего в даль,
Где открыта не дверь, а понятье,
Где встречают небесные братья,
Где земные откроют объятья,
Где читают Природы скрижаль.
__
Да, здоровье – – конечно, – тем паче!
И не сплю, вспоминая, – заплачу,
В этой жизни хоть что-нибудь знача,
Да опять замолчу, – что сказать?
Этот узел страстей бесконечных
Ни в сердцах, ни словах человечных,
Ни в поступках, по-царски беспечных,
Нам, пожалуй, нельзя развязать.
Постарел, – но скажи мне – откуда
За плечами, как вещее чудо,
Выручавшее тело повсюду,
Серебром набухают крыла –
И трепещут, подъемлясь ночами,
И расправлены днесь за плечами,
Чтобы люди прозрели очами,
Чтобы Вера над миром взошла?
Таргитай! – обезьяньи уловки
Не упустят досадной сноровки,
Приплетутся подобьем шнуровки,
Меценат насладится игрой, –
Золотыми любуясь лучами
Да от тайны владея ключами,
Мы ещё пролетим над ручьями,
Воскрешая торжественный строй!
Что теперь твоя Львиная доля?
Отпустили бы всё-таки боли,
Улыбнулся бы мне поневоле
Да прислал бы отрадную весть:
Мол, здоров и спешишь к Митридату, –
Знать, ума обновилась палата, –
Это будет, как было когда-то,
В этом наши и сила, и честь!
___
За окном то снежит, то сникает,
Огорчением полон, январь, –
И столица к стеклу приникает,
Чтобы нам изумиться, как встарь, –
Говорят, у нее годовщина, –
Удивляться не вижу причины,
Обольщаться – тем боле, – пускай
Перельётся вода через край.
Постепенно затянутся шрамы,
Но, конечно, останутся драмы,
К уцелевшим потянутся дамы,
Только чаши поднимем не раз
Посреди беспредельного света,
За пределами странного лета,
И, конечно же, выпьем за это,
Ибо свет – и Единство, и Спас.
Что ж! – язычество в нас с христианством,
А приют с неизбежным пространством
И безумства разлад с постоянством
В единении редком живут,
Вот они – и дыханье, и сердце,
Вот движенье души страстотерпца,
Понимание единоверца,
Наконец-то оправданный труд.
Посылаю тебе, как лекарство
От немыслимых бед государства,
Не скитальчество и не мытарство,
А великую нашу полынь –
В ней найдёшь исцеленье от горя,
От бессмыслицы в зимнем дозоре,
В ней солёное плещется море.
Приходи и меня не покинь!
II
Увезли меня в степи родные,
Чтоб кошмары забылись ночные,
Стушевались виденья дневные,
Успокоилась в песнях душа, –
Спозаранку вскочив, привыкаю
К ощущенью пахучего чая
И весну в огорченье встречаю,
Пью напитки её из Ковша.
Не томит меня творческий голод,
Потому что ветрами исколот,
Оттого, что летами немолод,
И гляжу я на солнечный сад –
Столько раз выручал он, любезен,
Сердцу дорог и взору полезен,
Да и не был отшельнику тесен
И увидеться искренне рад.
Отцветает миндаль, розовея,
Вырастает листва, здоровея,
И деревья, отнюдь не старея,
Осыпают, смеясь, лепестки –
Так напёрсток надевшая фея,
Что-то в воздухе сшить не умея,
Потеряет иглу – и, немея,
Нить стекает с высокой руки.
Так волшебницы скажут однажды
На краю непредвиденной жажды,
Повторяя не трижды, не дважды,
Но упрямо, как птицы, твердя
Шевелящее в области слуха
Завиток музыкального уха,
Где глоток полагается духу,
Шелестящее слово дождя.
Над пернатыми, словно начальник,
Изнывает, ворчун и молчальник,
Уходящего снега печальник,
Холодок, отоспавшийся всласть,
Сознавая, что пожил и будет,
Что никто его впредь не разбудит,
А скорее совсем позабудет –
И тогда переменится власть.
Простирает ладони к востоку
Ветерок – и не так одиноко,
Чтобы снова не щуриться оку,
Не дождаться, потупясь, тепла, –
Изгибаясь в своей укоризне,
Обозначена линия жизни,
Избегая брести по отчизне,
Где покоя она не нашла.
Будет месяц в сумятице длиться,
Будет сердце неистово биться,
Чтоб взаимности в чувстве добиться
И разлуку с любимой стерпеть, –
Не сдержать мне теперь ожиданья,
Не познать глубины оправданья –
Знать, даровано это страданье,
Остаётся лишь грезить да петь.
Этот день назревать успевает,
А над ним облака проплывают —
И печали они не скрывают,
И уход свой давно сознают
Из открытого окнами слога,
Из того, чего было так много,
Но к чему наклонилась подмога,
Так легко создавая уют.
___
У меня что ни шаг, то забота –
Отыщу приворот поворота,
И за шиворот схвачено что-то
Придорожное, вроде травы, –
Как приметы его распознаю?
Где изнанка его расписная?
Где же суть зарожденья земная?
Уж не в сеть ли попалась молвы?
Раскрывают бутоны тюльпаны,
Прислоняются южные страны,
В эмпиреях витая так рано,
К запредельному стойлу Тельца,
Чтобы там, натолкнувшись двояко
На предвестие нового знака,
Быть в свидетелях горнего брака,
Ход созвездий постичь до конца.
На крыльце человек возникает,
И чего-то ему не хватает –
Только воздух руками хватает
Да губами вослед шевелит, –
И тогда проясняется сразу
Откровения горькая фраза,
Матерьяльная рушится база
И надстройка соблазна трещит.
Над просторами третьего круга
Мотыльков поднимается вьюга –
И соратник на грани недуга
Закрывает слепое лицо, –
Собеседник лишается речи, –
Да и мне разобраться не легче
В этом бурей нахлынувшем вече,
Обручальное спасшем кольцо.
___
Как припомнишь апрельские шутки,
Что к народу поистине чутки,
Так захочешь растить незабудки,
Словно Гёте, от дел удаляясь, –
То воскресник вокруг, то субботник, –
Вифлеемский задумался плотник:
Где хозяин и кто же работник?
И какая нарушена связь?
После драки махать кулаками,
Как играть в дураки с дураками,
Отвечать на вопросы кивками,
Раздавать поддавки да щелчки, –
По Москве олимпийская нечисть
Ходит-бродит, ютясь и калечась,
Чтобы, в пьяном бреду изувечась,
Изучала больниц потолки.
Называть Обезьяну не буду,
Но она успевает повсюду –
И придётся столичному, люду
Примиряться с мамзель шимпанзе, –
Подзаборная лает собака –
И гуляет заморская бяка,
Попрыгунья, плясунья, кривляка
С голоском незабвенной Дузе.
Добираясь до хлеба и соли,
Пусть хлебнёт ещё волюшки вволю,
В злополучной взлелеяна холе
И сулящая страх впереди, –
Так изыди совсем! – рассыпайся!
Пред очами, крича, не болтайся
И семью разрушать не пытайся –
Не получится, – сгинь, пропади!
___
Таргитай! – здесь цвели абрикосы –
Я увидел небесные косы,
Сквозь шахтёрский дымок папиросы
Я коснулся невидимых уст, –
В каждой сказке что сон – то открытье,
Но когда обожаешь наитье
И когда прозреваешь событья,
Даже воздух без имени пуст.
Голова моя здесь уцелела,
Да виски седина одолела
От тоски – рокового удела,
Недоступного прежним боям, –
Это звёзды звенят с очеретом –
И всегда в продолжении этом,
Уподобясь жужжащим букетам,
Пробуждаться пчелиным роям.
Катит обруч ребячий колдунья –
Знать, ушло за холмы полнолунье,
И привечу ветвей многострунье,
И останутся нечет иль чёт, –
Кличет горлица, хрипнет зегзица,
На щеке порыжеет ресница,
Освежит из колодца водица, –
Что за невидаль дальше влечёт?
Вот и чайки над степью кружатся,
Словно в чувстве хотят разобраться,
И от вздоха нельзя удержаться –
До чего же они далеки,
В белизне и крылатости острой
Отрешась от нелепости пёстрой,
В неизменности лет многовёрстной
Промелькнув над изгибом реки!
Кто окликнет меня? – кто излечит?
Кто же карты крапленые мечет?
Кто души отродясь не калечит?
Спят в земле золотые друзья, –
Защищается роза шипами –
И, земли не касаясь стопами,
Только месяц торгует серпами
И, конечно же, метит в князья.
Разбазарены гроздья сирени,
От извёстки распухли колени,
Проступают забытые тени
Сквозь испарину белую стен, –
Что свершилось – то вправду свершилось,
Позабылось – так впрямь позабылось,
Полюбилось – так въявь полюбилось,
Так шкала широка перемен!
Мне теперь не дождаться ли, право,
Дивных празднеств, где подняты главы?
Сыном Слова, приёмышем славы
Я войду в заповедный чертог, –
Да зачтётся и мне под звездами
Всё, что создано сердца трудами,
Словно свет высоты над садами,
Где свидетелем таинству Бог!
Имя Скифии вновь прославляя,
О былых временах размышляя,
В одиночестве – в поле без края –
Убеждаюсь, и царь твой, и брат:
На ступени крутой вознесенья
Лишь любовь – в этом мире спасенье,
Лишь над нею – звезда вокресенья.
Таргитаю писал – Митридат.
1980