Пространство трёх «К»

Несколько слов от автора

Рассказ ведется от лица Стаса Капустина, который увлекается астрофизикой, как и его кумир, блистательный Николай Козырев, и даже создал свою теорию времени. Герой, студент Кембриджа, помог своим родителям, «новым» русским, купить квартиру в доме Эмира бухарского в Санкт Петербурге.  В бывшей коммунальной квартире этого удивительного дома он сделал неожиданное открытие, которое укрепило его в выборе жизненного пути.

В рассказе в увлекательной форме излагаются факты биографии замечательного архитектора, Степана Кричинского. Его судьба в свою очередь оказалась связана с судьбой другого замечательного человека, Хамбо Ламы Итигэлова, бывшего главы российских буддистов.

Под влиянием судеб этих выдающихся людей молодой герой еще более укрепляется в своем желании идти к намеченной цели, «искать новый мир».

В путь, друзья, еще не поздно новый мир искать
«Улисс», Альфред Теннисон, 1-й Лорд Теннисон, 1833

Я писать не люблю, предпочитаю читать, лучше всего что-то научное. Но тут такие из ряда вон выходящие события произошли, что решил все записать уже по следам происшедшего. Все началось с объявления в «Бюллетене недвижимости». Мои «динозавры» искали квартиру для очередного вложения капитала. А я как раз приехал в Питер на каникулы из Англии и решил им помочь найти что-то стоящее. Хотя я и не собираюсь стать бизнесменом, как им хотелось бы. Сами-то они как раз и сколотили первоначальный капитал, скупая недвижимость после кризиса, а потом сдавали её внаем или продавали с прибылью. А теперь уже салоны красоты и кафе открыли. Конечно, само собой им ничего не пришло: крутились как челноки вначале, чехлы для сидений машин шили, да и сейчас отдыха не знают.

И вообще, кроме денег для них теперь ничего более важного в жизни нет, уже не придумают, на что тратить. Как говорят англичане, у них больше денег, чем здравого смысла. Правда, мне грех жаловаться: они оплачивают мое обучение в Кембридже, хотя предпочитали бы, чтобы я получил диплом юриста или магистра делового администрирования, а не физика. Я, честно говоря, на загранице не настаивал, лучше бы в Питере со своей девчонкой остался, в один Универ бы ходили, но предки сказали, что Кембридж им обойдется дешевле, чем оплачивать здесь моих телохранителей.

А может даже, эта история началась не с объявления, просто оно явилось тем компасом, который вывел меня на мой путь… Даже не то, что вывел, а скорее подтвердил правильность выбранного пути.

Значит, это была Сметана – Юлька Сметанина, Юла… Я учился с ней в Алферовском лицее ФТШ, и, в конце концов, похоже, добился расположения этой ехидной веснушчатой девчонки, в которую были влюблены все ребята. А точнее – это была книга. Юлька всегда увлекалась модными авторами, вот и дала она мне Пауло Коэльо «Наставление Воина Света» на английском языке. Дескать, почитай в самолете, заодно в языке попрактикуешься. В русском переводе она называется «Книга Воина Света», но на самом деле это действительно что-то вроде Устава Воина Света, как называет своего героя автор. Что-то в духе морального кодекса строителя коммунизма, про который нам историк рассказывал; правда, излагается не в лоб, а в аллегорической форме.

Или еще одна аналогия на ум пришла. Все наставления сводятся к девизу: «бороться, искать, найти и не сдаваться». Я, как и многие, считал, что эти слова принадлежат Каверину, сделавшему их девизом героя своего романа «Два капитана». Вдруг услышал это выражение от одного нашего профессора в Кембридже: «to strive, to seek, to find and not to yield» . Поначалу удивился, что профессор так хорошо знает нашу литературу, но незаменимый Интернет сразу сообщил, что это строки из поэмы английского классика Викторианской эпохи Альфреда Теннисона «Улисс». Эти же слова вырезаны на надгробном кресте, что установлен в Антарктиде на вершине Обсервер Хилл в память об английском полярном исследователе Роберте Скотте. Несмотря на все усилия, он достиг Южного полюса вторым, всего тремя днями разминувшись с уже побывавшим на Полюсе норвежцем Амудсеном, и умер, возвращаясь обратно.

Я бы с большим удовольствием снова перечитал в дороге теорию Чандрасекара-Козырева, готовясь к семинару по астрофизике в своем колледже. Ту самую теорию протяженных звездных атмосфер, за которую Чандрасекару дали Нобелевскую премию, а Козыреву – лагеря. Но решил на всякий случай прочесть Юлькину книгу, а то въедливая подружка непременно спросит, как понравилось. Хорошо хоть, тоненькая книжонка. Согласно объяснению автора, Воин Света – это тот, кто способен понять чудо жизни, бороться до конца за то, во что он верит, и слышать колокола храма, которые волны заставляют звучать на поверхности моря… Храм когда-то находился на острове, который погрузился на дно в результате землетрясения.

Каждый способен стать Воином Света, хотя никто не думает о себе как о Воине Света. Одним словом, чтение для экзальтированных девчонок вроде Юльки. Правда, Гумилевым Львом Николаевичем мы вместе с ней увлекаемся, все-таки наука. Нам сначала на астрономии про Козырева рассказали, а он подружился с Гумилевым, когда в лагере вместе сидели. С тех пор я Гумилева зауважал, ну а потом увлекся и его книгами.

Так вот то самое объявление, которое мне попалось на глаза и выглядело интригующе: «Продам квартиру в г. СПб, Каменноостровский пр., 44. Дом бухарского эмира, 1913 г., 2 балкона, общ. пл. 430 кв. м, жилая — 350 кв. м, сохранен дубовый кабинет, колонны, холл — красное дерево». Что за «дом бухарского эмира»? Бывал не раз на Петроградской, на Каменноостровском у друзей, но не слышал никогда ни о чем подобном.

Интернет выдал мне массу интересной и даже захватывающей информации и о доме, и, главное, об архитекторе Степане Кричинском, да и об эмире бухарском. Дожидаясь, пока предки вернутся с дачи, я решил съездить, посмотреть дом. По дороге я прокручивал в голове собранную информацию…

Сеид-Абдула-Ахад-Богодур-хан, эмир Бухары, заказал Степану Кричинскому строительство доходного дома № 44 по Каменноостровскому проспекту. Одновременно, по проекту архитектора и на средства, большая доля которых была пожертвована эмиром, строилась в Санкт-Петербурге и кафедральная мечеть на Кронверкском проспекте. Согласно легенде, между домом и мечетью существует подземный ход. Вполне логичное предположение: всего-то расстояние практически как от метро «Петроградская» до «Горьковской».

Я специально даже вышел на «Горьковской» и прошел пешком почти до Силина моста, где находится дом. Заодно и видом мечети полюбовался. Эмир вроде нормальный мужик был, вел типичный для восточных властителей образ жизни: увлекался поэзией, верховой ездой, укрощением жеребцов, соколиной охотой. Но не забывал при этом и заботиться о процветании Бухары: развивал промышленность, торговлю, отменил пытки и наиболее жестокие формы смертной казни, как например сбрасывание осужденных с самого высокого в Бухаре минарета.

Был владыка щедр к своим вассалам. Кричинского – по представлению проекта дома – наградил орденом Благородной Бухары, украшенным бриллиантами и рубинами. Кричинский к тому времени уже по праву завоевал славу блестящего архитектора. Он и сам после завершения строительства поселился в этом же доме, в квартире № 4. Ну а эмир в доме пожить не успел: умер в 1910 году. Во владение Бухарой и, соответственно, домом вступил его сын, Сеид-Алим-хан.

Кричинский, потомок старинного дворянского рода польских татар, построил, например, Федоровский городок в Царском селе, которым мы так всегда восхищались с Юлькой, не подозревая о его авторстве. Мы, питерцы, наверное, избалованы звучными именами иностранных архитекторов, создававших город, забывая порой имена их не менее талантливых русских коллег. По проектам Кричинского построены: дворец Воронцовой-Дашковой в Шуваловском парке, здание Императорского Палестинского Православного общества на Мытнинской улице, здание Государственной Педиатрической академии, особняк художника Щербова в Гатчине. По его чертежам были воздвигнуты Храм Святого Николая Мирликийского на углу 2-й Рождественской и Мытнинской улиц и Храм Федоровской иконы Божьей Матери и святого благоверного великого князя Александра Невского, в память 300-летия царствования Дома Романовых, на Полтавской улице. А кроме России по его проекту построен и православный храм во французском городе Виши.

Современники Кричинского, может, и не вполне оценили его творчество по достоинству (архитектор создал около ста проектов), а современные специалисты утверждают, что, если бы не ранняя смерть, он мог бы изменить облик мира. Об обстоятельствах смерти архитектора надо сказать отдельно…Существуют различные версии. От самой «романтической»: якобы, отравил его сам эмир, чтобы не создал он больше такой божественной красоты как Соборная мечеть, до «бытовой». Согласно последней, по словам родных, умер Степан Самойлович от тяжелой формы диабета 9 августа 1923 года. Некоторые утверждали, что его арестовали по подозрению в связях с «мусульманской двадцаткой» – членами комитета по строительству Мечети (в который входили представители различных сословий, члены татарской общины, от крестьянина до султана) – и расстреляли в 1923 году.

Жильцы «дома эмира», которые, судя по всему, любили и дом свой, и его создателя, шептались, что, когда архитектора пришли арестовывать, а пост он занимал тогда довольно высокий – был начальником Архитектурно-строительного управления Петрограда – ему удалось скрыться по подземному ходу, который он сам же и проектировал. А потом Кричинский, якобы, тайно вернулся. Управдомом тогда был бывший белый офицер Елагин (потомок того рода, чье имя носит Елагин остров), он ему и помог. И жил архитектор с верной его семье экономкой то ли в комнате секретной, то ли на чердаке. Экономка ходила в торгсин и продавала алмазы и рубины с ордена Благородной Бухары, подарка эмира, тем и жили до 1937 года. А потом уже – кто знает… И жильцов тех не осталось, кто был посвящен в тайну…

Что же касается дома… Могу выдать краткую версию: шлагбаум, лестница, гарем. Почти как у Блока: «аптека, улица, фонарь». А могу полную. Если бы я уже не видел его фотографий на Интернете, вид дома мог бы меня разочаровать: он, как назло, оказался покрыт строительными лесами. Но даже они не могли скрыть великолепия этого здания в палладианском стиле. Я уже прошел архитектурный ликбез и узнал, что Андреа Палладио, итальянский архитектор XVI века, Почетный гражданин Венеции, считается отцом всех классицизмов. Если кто-то был в Венеции, мог видеть построенные им, например, Собор Сан-Джоржо Маджоре и церковь Иль Реденторе.

Я, правда, не был, но, думаю, что дом Эмира вполне бы вписался в венецианский пейзаж. Здесь, на Каменноостровском, он как-то зажат получается, проезжая или проходя по проспекту, его можно и не заметить. Да и трудно нас тут, в «северной Венеции», чем-то удивить. Мечеть, прообразом которой был мавзолей Гур-Эмир, или мавзолей Тамерлана XV века в Самарканде, Федоровский городок, навеянный силуэтами Царского дворца XVII века в Коломенском под Москвой, и теперь вот дом эмира Бухарского в духе традиций классицизма XVI века. Все будто построены разными, но равно талантливыми архитекторами. Благодаря им словно совершаешь путешествие во времени из Самарканда в Венецию через старинную Русь. Сочетание прошлого и настоящего получалось у Кричинского легко и изящно. Казалось, архитектор во всех своих постройках старался создать наиболее оптимальное пространство для его обитателей. Оптимальное – с точки зрения каких-то общечеловеческих идеалов красоты и близости к традициям предков.

Большое видится на расстоянии… Я даже перешел на «нечетную» сторону проспекта –
отсюда легче охватить взглядом величественный дом с трехарочным проходом во двор и трехарочным балконом с глубокой лоджией над ним, обрамленным по сторонам коринфскими колоннами. По слухам, именно там эмир Бухарский скрывал от досужих глаз свой гарем, судьба которого остается неизвестной; узнал только, что сейчас там располагается детский сад.

Пройдя под арку через шлагбаум, явно не предусмотренный замыслом архитектора, справа во дворе обнаружил изумительной красоты дверь в восточном стиле. Но, открыв её, изумился еще больше при виде вооруженного охранника. – Вы случайно не гарем охраняете? – сострил я. Но серьёзный «евнух в камуфляже» явно не оценил юмор. Пока я пытался объяснить насчет объявления, успел разглядеть изящную лестницу с перилами из каррарского мрамора и мраморную скульптуру в нише (все соответствовало описанию в Интернете).

Мои объяснения не произвели на «хранителя гарема» никакого впечатления.
– Мне никто не доложил, – по-военному четко поставил он точку в переговорах. Я разочарованно направился в другой подъезд этого же двора. Здесь был вход уже в другой мир, другое пространство, которому никакая охрана не требовалась. Пространство граффити на облупленных стенах и коммуналок – грустное сочетание остатков былой роскоши и прогрессирующей разрухи. В конце парадного двора располагался флигель с аркой, ведущей во второй двор. Эта часть дома по замыслу архитектора предназначалась для мусульман-визитеров столицы.

Когда родители, наконец, вернулись с дачи, я выдал им всю эту информацию, да еще фотографии дома показал. На них это тоже, похоже, произвело впечатление, и им ничего не оставалось делать, как договориться об осмотре квартиры. В назначенное время возле дома нас встретил агент, серьезного вида молодой человек, и провел нас к объекту нашего интереса, расположенному во втором дворе дома, на четвертом этаже.

Остановились возле обитой черным дерматином двери пока Дима, как представил себя агент, доставал ключи. Наше внимание привлек гнездящийся на дверном косяке улей звонков с подписями. На фоне этого скромного монумента эпохе коммунального быта выделялся, очевидно, старинный звонок в виде латунного стержня с ручкой. Я не удержался и подергал ручку звонка – в ответ в квартире раздался мелодичный звук колокольчика, который неожиданным образом изменил мою судьбу.

Квартира оказалась коммуналкой из семнадцати комнат, на которую агентство искало покупателя, возложив на него и будущие хлопоты по ремонту. А ремонт здесь требовался приличный: со стен свешивались обои различных цветов, обнажая газеты прошлых лет, в коридоре висели счетчики с оборванными проводами (всего я насчитал тринадцать, по числу проживавших семей), на высоких, украшенных лепниной, потолках виднелись разводы от многолетних протечек.

Но сохранились и другие следы прежней роскоши, которые выглядели довольно нелепо на фоне всего этого социалистического ренессанса… Помимо обещанного дубового кабинета и холла, отделанного красным деревом, во многих комнатах мы обнаружили камины с голландскими печами, украшенными изразцовыми плитами, а на вместительной кухне красовалась величественная, словно, корабль, плита со множеством конфорок – немой свидетель ушедшей эпохи, эпохи другой жизни и дровяного отопления.

Плита была настолько хороша, что просто заслуживает более подробного описания… Она явно чувствовала себя тут полноправной хозяйкой. Боковины плиты украшали чудесные изразцы, а дверцы и их ручки были изготовлены из фасонного литья. Словно стесняясь присутствия этой «благородной дамы», многочисленные газовые плиты и разностильные тумбочки скромно ютились по углам. Над каждой тумбочкой – своя лампа в патроне, а провода явно вели к выключателям, в комнаты хозяев.

Учитывая, что ответвление из главного коридора вело на так называемую «черную» половину, предназначавшуюся в прежние времена для прислуги и состоящую помимо кухни со своим черным ходом, также из комнат, ванной и туалета, то я моментально оценил, какой огромный потенциал таила в себе эта квартира. Я живо представил себе уже отремонтированное помещение кухни, переоборудованное в просторный холл. В центре по-прежнему стоит красавица-плита, превращенная в бар, по углам расставлена стерео аппаратура. Вот где можно классные вечеринки закатывать, и старики ворчать не будут, что музыка громкая и ходит бог знает кто!

Родителям квартира понравилась, и они, быстро договорившись о цене, сделали очередное вложение капитала. Тут же наняли и знакомую фирму для ремонта квартиры. Предки, конечно, предварительно просчитали, во что обойдется ремонт и какую отдачу принесет уже обновленная квартира. Я в питерских ценах не очень разбираюсь, но в Кембридже за такие бабки можно приобрести десятикомнатный дом с садом. И ремонта никакого не надо, и экология лучше. Я как-то ради интереса разглядывал витрины агентов по недвижимости. Подумал: нам бы с Юлой такого домика вполне хватило. Всяко лучше, чем ютиться в квартире где-нибудь в Челси или Кенсингтоне.

Как вы уже поняли, я, конечно, все Юльке рассказал о квартире, о доме эмира Бухарского, об архитекторе. Хотя о домике в Кембридже пока умолчал. Она от избытка информации даже о книге спросить забыла и сразу же загорелась посмотреть и дом, и квартиру. Тогда-то все и закрутилось…

Когда мы вошли, я подумал, что ошибся дверью: квартиру было не узнать. Большинство тощих перегородок, деливших волею властей просторные комнаты на тесные клетушки, уже были снесены, стены коридоров освобождены от счетчиков и драных обоев. Работяги в запыленных спецовках были заняты сносом очередной стены – трудно поддающейся, кирпичной. Я стал гордо демонстрировать Юльке следы былой роскоши в виде холла и дубового кабинета.

– Обратите внимание, мадмуазель Сметанина, как хорошо видна природная текстура дерева на панелях обшивки стен. Если вы соизволите приглядеться, то заметите, что резьба на пилястрах, украшающих стыки панелей, не повторяется, – пояснил я своей подруге, войдя в роль агента по недвижимости. – Архитектор позаботился, чтобы этот незатейливый, но изысканный рисунок не отвлекал глаз хозяина кабинета. Эта часть дома предназначалась для богатых мусульман-гостей столицы, и ничто человеческое им было не чуждо. Согласно легенде в каждом таком кабинете была потайная дверь, ведущая по винтовой лестнице в эмирский зимний сад. Но только особо приближенные к владыке гости могли быть удостоены этой чести – полюбоваться танцами наложниц, раскурить кальян с эмиром и послушать его последние стихи в этом «саду наслаждений».
– Да не паясничай, Капустин, дай резьбу разглядеть, – оборвала меня Юлька. Она приложила свои маленькие ладошки к стене. – Теплая…словно живая. Только я собирался выдать что-то еще такое же прикольное, залюбовавшись янтарным блеском Юлькиных волос, как послышались взволнованные голоса рабочих.

Мы побежали посмотреть, что случилось, и увидели одного из мастеров, извлекающего какой-то предмет из груды битого кирпича. Когда Фарид, так звали бригадира, отряхнул находку от пыли и протянул мне, я увидел, что это была кожаная палетка, полевой планшет. Что-то весьма похожее было у нас дома, принадлежала такая палетка моему деду, маминому отцу, военному летчику. Родители использовали её для хранения счетов за коммунальные услуги. Рабочие были явно разочарованы – ожидали, наверное, найти сокровища. Интересно, если бы меня здесь не было, узнал бы я о находке?

Мы с Юлой удалились в дубовый кабинет и, с трепетом Шлимана, обнаружившего развалины Трои, стали изучать таинственный артефакт.

– Неужели кто-то замуровал в стену неоплаченные квартирные счета? – пробормотал я.
– Может, чей-то неверный муж хранил здесь письма своей возлюбленной? – хихикнула Юлька.

Коричневая кожа палетки была довольно потертой, но еще вполне крепкой. Я с замиранием сердца расстегнул кнопку застежки, открыл планшет и извлек целый пакет пожелтевших от времени бумаг. В большинстве это были письма, остальное – просто листки, исписанные торопливым мелким почерком. Я посмотрел на даты. Письма были датированы июнем-июлем 1923 года. Я, конечно, знаю, что чужие письма читать нехорошо, но, учитывая необычные обстоятельства, не удержался и взглянул на имена адресатов. Письма были адресованы Марии, Глебу, Борису и Ирине. Неужели? Не может быть! Меня охватило волнение исследователя. В записках, судя по беглому взгляду, упоминались события и факты, которые не оставляли сомнения в их авторстве.

– Едем домой! Это записки Кричинского! – потащил я Юльку к выходу. По дороге я сбивчиво поведал ей ещё некоторые факты, почерпнутые об архитекторе из Интернета.

Степан Кричинский родился в 1874 году в Виленской губернии, территория которой входила раньше в составе Речи Посполитой, потом Российской империи, а позднее Литвы, а дальше все знают. Окончил Институт Гражданских Инженеров в Санкт Петербурге, работал главным архитектором Управления Пограничной Стражи России. Женился на Марии, дочери писателя Глеба Успенского. Очевидно, познакомился с ней через её брата, Александра, тоже архитектора, с которым учился в институте. У них родились дети – Глеб, Борис и дочь Ирина. После революции работал профессором архитектуры Кубанского Политехнического института, с 1921 года – профессором Института Гражданских Инженеров, а с 1922 – начальником Архитектурно-строительного управления в Петрограде.

Вернулись мы с Юлой ко мне домой, и сразу устроились читать записки архитектора. У меня была тайная надежда раскрыть секрет подземного хода между домом эмира Бухарского и мечетью. Пытался воспользоваться сканером, чтобы привести здесь оригинал текста, но чернила, очевидно, поблекли, и прочесть отсканированные страницы было невозможно. Поэтому привожу текст в «модернизированном» мною варианте. Юлька, более искушенная в вопросах литературы, заметила, что Кричинский, подобно Бунину, так и не приняв «новояза», использовал дореволюционную орфографию с «ятями».

«У меня, к сожалению, нет литературного дара, как у моего тестя. Все свои переживания, мысли, стремления я старался выразить в линиях и формах зданий, которые проектировал и строил. Всю свою жизнь я посвятил моему призванию, которое, как полагал, состояло в том, чтобы сделать счастливыми людей, которые будут жить в моих домах, работать в учреждениях, молиться в церквях и мечетях, построенных мною. Я много путешествовал. Изучал пирамиды Египта, пытался разгадать тайны древнего Стоунхеджа и Ньюгрейнжа, восхищался римской архитектурой. Мечтал проектировать дома, которые сделают людей счастливыми, создать «пространство счастья». Возможно ли это? 

Калмыки и буряты счастливы, живя в юртах, однако встречал и тех, кто несчастлив во дворцах. Ходила молва, что дом Чаева, построенный Апышковым и Лидвалем на Лицейской улице, делал людей состоятельными. Но были ли они счастливы? Могут ли определенные пропорции зданий, их внутреннее пространство, сделать людей счастливыми? Не знаю, удалось ли мне осуществить мои помыслы, не мне судить. События последних лет в нашем отечестве показали, что многим, очевидно, жилось несчастливо. Но знают ли строители «новой жизни», как сделать людей счастливыми?».

Я на минуту оторвался от записок архитектора и задумался. А может и невозможно построить для людей «пространство счастья». Каждый сам для себя должен решить, в каком пространстве ему живется счастливо. Мои-то предки, чье состояние хоть и не достигло «порога Шварцмана», а уже практически втянуты если не в «пространство Фридмана», как в одноименном рассказе Виктора Пелевина, то в какое-то другое измерение. Многим, возможно, весьма бы хотелось оказаться в этом загадочном измерении. Вероятно, они считают, что только там счастье и существует. Но это, как говорят англичане, «не моя чашка чая». Насмотрелся я и на родителей, и на их друзей, с которыми они крутятся в этом пространстве, спасибо… Не хочу всю оставшуюся жизнь идти, стараясь обогнать других, по «зеленому коридору». Пусть даже ради домика в Кембридже.

«Недавно перечитывал труды тестя. Поразили выдержки из речи Достоевского на открытии памятника Пушкину в Москве в 1880 году, которые Глеб Иванович приводит в «Празднике Пушкина» (Письма из Москвы). Достоевский говорил о неизбежности для всякого русского человека жить, страдая скорбями о всечеловеческих страданиях. Многие тогда в зале, и не только чувствительные барышни, падали в обморок от испытанного вследствие речи волнения…А теперь я смог увидеть, как «русский страдалец» борется за всеобщее человеческое счастье, а в обморок падают…и умирают – уже от голода – те оставшиеся, кого пока не смели вихри перемен в порыве «обуревающей его душу тоски». Я видел разрушенный и разграбленный строителями новой жизни Буддийский храм и реставрировал его вместе с коллегой, Ричардом Андреевичем Берзеном, тем самым, кто, казалось, совсем недавно завершал постройку храма. 

Эти записки я начал потому, что стою на пороге новой жизни, которую я выбрал для себя, впервые не испросив совета моих драгоценнейших родных. Причины моего теперешнего положения и, как следствие, решения, которое я вынужден был принять, проистекают, вероятнее всего, из встречи с замечательнейшим человеком, Пандито Хамбо Ламой Даши-Доржо Итигэловым, главой российских буддистов. Произошла она в феврале 1913 года, во время празднования 300-летия императорского дома Романовых, на приеме у великого князя Николая Николаевича. Хамбо Лама уже прославился своей добродетелью, радением о ближних и чудесами, которые творил.

Бурятские ламы врачевали императорскую семью. И Итигэлов, присягнувший государю, снискал почтение царской семьи, а государь-император заслуженно отметил его российскими наградами. На родине Ламы, в Бурятии, его боготворили. В 1903 году, будучи настоятелем Янгажинского дацана, он пожертвовал все свое состояние на строительство буддийских храмов в честь воинов, погибших в Русско-японской войне. А уже после нашей встречи, во время Первой мировой войны, он благословил три сотни янгажинских казаков перед отправкой на фронт, и все они вернулись домой, никто не погиб.

До столицы доходили невероятные истории о летающих и проходящих сквозь стену ламах, о том, как они могли мгновенно преодолевать громадные расстояния, ходить и ездить на конях по воде «аки посуху». Некоторые ламы могли разъезжать в юрте на коне, при этом юрта не становилась больше, а лама меньше. А были ламы, которые могли становиться невидимыми. Хамбо Лама Итигэлов, практик высочайшего уровня, согласно молве, мог мгновенно передвигаться: как только за ним закрывали дверь, он тотчас оказывался за километр от нее, превращаясь в точку.

Уже позднее, после февральской революции, читал заметку в газете, где приводились строки полицейского донесения, согласно которому в мае 1917 года вернувшиеся фронтовики в Тамчинском дацане устроили потасовку и учинили пьяные беспорядки. Итигэлов, узнав об этом, помчался в дацан — на коне проскакал по поверхности Белого озера как по мощеной дороге. Затем прыгнул с крутого берега Гусиного озера, рассек водную гладь и по сухому дну ринулся напрямик к дацану. Когда выскочил на берег, воды сомкнулись за ним. Поднявшиеся волны смыли часть собравшихся в дацане дебоширов и очистили оскверненную территорию. Оставшиеся, увидев Хамбо Ламу, в страхе разбежались.

Неудивительно, что все петербургские салоны старались заручиться его согласием на приглашение. Тогда, во время нашей первой встречи, Хамбо Лама выразил мне свое восхищение конструкцией соборной мечети. В своих суждениях он выказал глубокое знание истории и архитектуры. Сожалел, что не сможет присутствовать на торжественном богослужении в мечети 21 февраля по случаю 300-летия Дома Романовых: в тот же день ему предстояло присутствовать на такой же знаменательной церемонии в Буддийском храме.

Второй раз я встретил Хамбо Ламу Итигэлова на освящении Буддийского храма 10 августа 1915 года. Храм тогда получил тибетское название «Источник Святого Учения Всесострадающего Владыки-Отшельника». Привлекли какой-то особой одухотворенностью интерьеры храма, расписанные Николаем Рерихом. Хамбо Лама познакомил меня с основателем и настоятелем дацана, ученым и просветителем Агваном Доржиевым.

Я – потомок древнего мусульманского рода, но меня всегда интересовали верования других народов. После этих встреч и бесед с просвещенными ламами я увлекся чтением книг о буддизме. Вначале прочел буддийский катехизис, а потом занялся изучением более глубоких трудов. Особенно захватило меня учение Северных буддистов – Махаяна, или Большая Колесница. Конечная цель этого учения видится его последователям в Пробуждении во благо всех живых существ на основе сострадания и запредельной мудрости. Уже сейчас, перечитывая письма тестя, я нахожу эти идеи созвучными мыслям Достоевского «жить, страдая скорбями о всечеловеческих страданиях». Но хватит ли у теперешнего нашего «страдальца» «запредельной мудрости» для достижения «Пробуждения»? Впрочем, кажется, я опять отвлекся от главной причины, побудившей меня оставить эти записки. 

Когда я закончил строительство дома по заказу эмира Бухарского, мы с семьей поселились в одной из его квартир. Помню, как все были рады – наконец-то у нас появилась своя квартира – предыдущую мы снимали тоже на Каменноостровском, в доме 38. Многие почему-то считали, что эмир распорядился соорудить подземный ход между домом и мечетью. Меня уже по этому поводу неоднократно расспрашивали «товарищи» в Управлении. Я им вполне честно ответил, что нет никакого подземного хода, о котором мне было бы известно.

Однако, я умолчал о том, что у себя в квартире я спроектировал секретную комнату. Она представляла собой многогранный цилиндр со сплошь зеркальными стенами. Почему я выбрал именно эту форму? Дом строился для эмира Бухары, восточного владыки. Вспомнились сказки Шахерезады и среди них «Волшебная лампа Аладдина». В сказке с помощью этой чудесной лампы Аладдин построил новый красивый город, где самому последнему бедняку жилось хорошо. Я так много еще мечтал построить…А когда придумал эту зеркальную комнату – решил поиграть в детство…

Я стал проводить много времени в этой комнате, медитируя перед свечами. Неожиданно меня стали посещать какие-то видения. Поначалу я испугался, думал, что это новое проявление моей болезни, диабета, или что я теряю рассудок, как мой тесть, но доктора успокоили. Иногда я видел себя монгольским воином на коне, летящем в горнило сражения. Слышал свист стрел, пролетающих над моей головой, и вдруг пронзительная боль заставляла меня закричать. Как бывает во сне, я знал, что кричу, но крика своего не слышал. Вот я пытаюсь извлечь наконечник стрелы из подреберья, меня пронизывает холод от прилипшего к телу, пропитанного кровью шелка рубахи. Потом темнота…
Видел ужаснувшие меня образы… Как рушится на моих глазах храм Святого Николая Мирликийского, как выносят церковную утварь, сбивают майоликовую икону Пресвятой Богородицы со стены, сносят купола и закрывают Храм Федоровской иконы Божьей Матери, а на его месте появляется табличка с названием «Союзмолоко»… Посещали меня и переполнявшие покоем душу видения себя в детстве, в любимых Каскевичах. Ради них я стремился в свое убежище снова и снова…

Не буду писать здесь о своем отношении к революции. Скажу только, что ожидания перемен постепенно сменились чувством беспокойства за близких, родных и друзей, за судьбы моих творений, за судьбу России. Время от времени ходил, проверял моих «каменных» деток… Стояли, с недоумением взирая на новую жизнь…Возможно, мои видения – просто игра воображения?

После революции я решил поговорить с Ламой Агваном Доржиевым о видениях… Он предупредил, что грядут перемены: гонения на религию и людей веры…Решили с семьей уехать из Петрограда в надежде, что волнения улягутся…Вернулись обратно с Кубани в 1921 году… Волнения не улеглись, а видения продолжались… Вот в Мечеть врываются какие-то люди, оставляя на тевризском освященном ковре ручной работы следы грязных сапог, поспешно выносят люстры, серебро, бронзу, Коран 1236 года с золотыми пластинами, сворачивают ковер, прихватив напоследок и шесть деревянных ящиков для галош. В моей памяти еще свежи были воспоминания об этом ковре, последнем подарке эмира Бухарского. Творение искусных мастеров площадью 400 квадратных метров доставил из Бухары в Петроград караван из 25 верблюдов. Было это как раз в год нашего возвращения с Кубани… 

В моих видениях всплывали абсурдные картины: мечеть закрыли, в ней появился склад медикаментов, а в подвалах хранится картошка, …прямо, как табличка «Союзмолоко» на дверях храма… Но абсурдного вокруг было уже слишком много. Больно было терять близких в мирные годы, ушли из жизни и тесть, и шурин мой, близкий друг Саша Успенский. Теперь живешь в непрерывном ожидании каких-то страшных событий. Если стала «привычной» гибель людей, дойдет очередь и до церквей, пока их только грабили…А на следующий год уже наяву предстояла работа по восстановлению Буддийского храма.

Слышал от Ламы Агвана Доржиева, что Хамбо Лама Итигэлов сложил с себя обязанности главы Российских буддистов в 1917, а в 1923 году, в канун буддийского Нового года, получил от него записку. Записка была написана по-тибетски, лама Доржиев перевел мне её, а потом сжег. В ней Итигэлов благодарил меня за «очищение дацана от скверны». Он добавил, что ожидаются аресты лам и священнослужителей. Далее шло совершенно невероятное предсказание, что меня арестуют в сентябре 1923 года. Хотя, невероятного в этом, наверное, и не было, невероятным было только точное указание даты. Итигэлов приглашал меня приехать к нему в Улан-Удэ. А далее шла еще более странная фраза о том, что «мы сможем вместе уйти на тысячу лет». Я решил, что это какой-то восточный оборот речи… В ответ на мои удивленные взгляды Лама Доржиев пояснил, что Итигэлов предсказал и дату его, Доржиева, ареста – 1937 год. Доржиев обещал помочь переправить меня в Бурятию…

Вспомнил строки из недавно прочитанного труда китайского военного стратега шестого века до нашей эры, Сан Цу, «Искусство Войны»: «Все войны основаны на обмане. Следовательно, когда способен – притворись неспособным, когда активен – притворись неактивным». Хотя гражданская война в Петрограде и не ощущалась, но от этого чувство покоя и безопасности не наступало. Придется действовать согласно законам военного времени. Когда еще жив – притворись мертвым…

Обратился к своему соседу по дому и доброму приятелю, Дмитрию Оскаровичу Отту, профессору и недавнему директору Акушерско-Повивального Института. В прошлом он был лейб-акушером императорского двора, наверное, новый режим ему не очень доверял. Объяснил, что ожидаю ареста, боюсь за родных, хочу исчезнуть, чтобы не причинять им страданий… Вместе с ним подготовили план. Дмитрий Оскарович обещал поговорить с надежными друзьями в больнице Эрисмана, бывшей Петропавловской. Через некоторое время он мне сообщил, что они положат меня в больницу, подлечить мой диабет. В то же время они «подберут» труп похожего умершего мужчины. Неприятная часть состояла в том, что мои родные должны будут опознать «мой» труп. Но милейший Дмитрий Оскарович обещался взять на себя и эту заботу.

А далее мне предстояло исчезнуть, как в «Живом трупе». Смогут ли мои родные понять и простить меня? Были бы их страдания тяжелее, если бы меня арестовали и, возможно расстреляли, а не просто покинул бы этот мир из-за болезни? Я решаюсь на этот поступок только в надежде, что моя «смерть» спасет их от участи иметь несчастье быть родными арестованного и расстрелянного. Возможно, если мои родные или потомки найдут эти записки, они поймут и простят меня. Да благословит Вас Господь!»
Петроград, Июль 1923

На этом записи кончались. Остальные страницы этого своеобразного послания были заполнены рисунками зданий. Некоторые напоминали буддийские строения, а другие были похожи скорее на какие-то летающие тарелки. А вдруг эти записки – подделка? Кто-то решил таким необычным образом подшутить над новыми владельцами? Но почему он выбрал такой тайник: ведь не каждый владелец стал бы рушить стены в квартире? И зачем брать на себя труд по сбору всей этой информации? Может, конечно, кто-то просто увлекался историей дома и её создателя и решил оставить свой увлекательный труд потомкам в этой «капсуле времени». По большому счету надо установить подлинность хотя бы трех факторов: бумаги, чернил и почерка.

Юлька прервала мои размышления и сказала, что вроде бы что-то слышала про Хамбо Ламу Итигэлова. Я попросил её залезть в Интернет и проверить. А сам задумался о своей теории времени. Дело в том, что я с детства стал увлекаться физикой, как мой дед, папин отец. Он всю жизнь проработал в Физтехе, даже после перестройки не ушел оттуда, хотя работал практически без зарплаты, буквально за идею. Не то, что родители – те сразу перестроились и в бизнес ушли из своих «ящиков». Дед ничего не скопил, а то немногое, что было, съела инфляция.

После него остались у нас в доме всяческие часы, подаренные ему сослуживцами на разные юбилеи. Вскоре после похорон часы почему-то перестали ходить. Как родители ни старались их починить, они все равно в итоге останавливались. И вдруг однажды дедовы настенные часы с маятником вдруг пошли сами по себе, да так быстро, что маятник слетел, а часы все продолжали отстукивать неестественно короткие
минуты. Я испугался и остановил их…

Еще когда нам на астрономии про Николая Козырева рассказали, меня заинтересовала его теория времени. Козырев полагал, что будущее существует в настоящем мире, поэтому неудивительно, что его можно наблюдать. И что время – физический фактор, позволяющий ему активно участвовать во всех природных процессах, обеспечивая причинно-следственную связь явлений. Со временем я даже выдвинул свою гипотезу.

Согласно Второму закону термодинамики, или Постулату Клаузиуса: «теплота не может сама собой переходить от холодного тела к более теплому», или, более научно: «энтропия изолированной системы не может уменьшаться». Многие ученые полагали, что согласно этому постулату рано или поздно наступит «тепловая смерть» вселенной». Я же выдвинул гипотезу, что теплота, или тепловая энергия, может превращаться во время. И, что когда люди уходят, их энергия превращается во время, а когда рождаются – время «вдыхает» в них жизнь, энергию, и по сути дела идет обратный отсчет, раскручивается временная пружина, заложенная в каждом из нас. То есть, согласно моей гипотезе существует некий вечный двигатель – энергия превращается во время, время в энергию и так далее, что позволяет вселенной избежать «тепловой смерти».

Эта же теория может объяснить, почему люди видят призраки – особенно тех, кто ушел преждевременно, умер не своей смертью. Они продолжают «жить» в этом их заряженном, неизрасходованном временем пространстве. Когда человек умирает естественной смертью, его энергия превращается в новую пружину времени, которая будет служить вновь рождающемуся человеку. А если верить буддистам, то может служить каким-то другим живым существам – в зависимости от кармы. Иногда люди видят себя в прошлой жизни – это, по сути дела, информация, сохраненная в пружине времени. Эта же гипотеза объясняет и остановку часов после смерти их владельца. Когда он заводит часы, его временная пружина подпитывается от часового механизма, устанавливается связь временных полей. Но с уходом владельца эта связь обрывается…

Можно даже попытаться объяснить такой феномен, как рождение Христа – непорочное зачатие. Возможно, Дева Мария каким-то образом получила особо плотный сгусток времени, передав его младенцу, потому что Христу требовалась дополнительная энергия на известные нам из Библии чудеса: исцеления, воскрешение и прочее. Пружина, заложенная на 33 года, раскручивалась обратно…

Удивительно, как Блок подметил феномен раскручивания пружины после смерти в своем стихотворении «Ночь, улица, фонарь, аптека»… Во второй строфе после слов «умрешь – начнешь опять сначала» уже идет обратный отсчет: «аптека, улица, фонарь». Надо учесть, что рядом с аптекой, которую описал Блок, находится Большой Крестовский мост через Малую Невку, а из реки периодически вытаскивали самоубийц и доставляли в эту аптеку для оказания первой помощи. Поэтому шансов выжить у тех несчастных, скорее всего, было мало. А для вновь родившихся шел уже новый, «обратный» отсчет пространства и времени.

Многие люди могут подзавести эту пружину, например, ведя здоровый и праведный образ жизни, тем самым увеличить запас отведенного времени. Другие, наоборот, бездумно тратят эту «энергию» времени, если подлы, завистливы, эгоистичны, или гробят себя выпивкой и наркотой.

Вспомнилось одно из наставлений Воина Света: «иногда он отстаивает возможно абсурдную идею»… Может, мою идею когда-то назовут постулатом Стаса Капустина. Конечно, не так внушительно звучит, как Козырева или Чандрасекара. Не повезло мне с фамилией, не создана она, чтобы вписаться в историю науки. Да и Юльке менять фамилию Сметанина на Капустину как-то тоже, наверное, не больно интересно. Если только она не будет звучать в более привлекательном контексте, например – Нобелевский лауреат Станислав Капустин. А Юлька будет стоять рядом со мной в скромном, но таком сексуальном черном платье, прямо как Натали Портман, и незаметно сжимать мою руку, когда объявят награду.

Интересно, что замечание Кричинского о ламах, умеющих летать и становиться невидимыми, мгновенно перемещаться в пространстве и ходить по воде «аки посуху», преодолевая гравитацию, напоминает ссылки на «Эксперимент Филадельфия», или «Проект Радуга». Ходит молва, что Военно-Морские силы США провели в октябре 1943 года эксперимент, в котором участвовал эсминец сопровождения «Элдридж» с экипажем 181 человек на борту.

Целью эксперимента была попытка сделать эсминец невидимым в рамках приложения Единой теории полей Эйнштейна и, согласно некоторым предположениям, используя работы Никола Теслы в области мощных электромагнитных полей. ВМС США отрицают факт проведения подобного эксперимента, а сторонники теории «заговора» утверждают, что эсминец исчез, растворившись в зеленоватом тумане. В то же самое время очевидцы наблюдали его появление в Норфолке, на расстоянии 346 км от Филадельфии.

После возникновения эсминца на прежнем месте в результате этой «телепортации» только 21 член экипажа остался невредимым. Остальные или исчезли, или погибли в результате ожогов, или получили серьезные психические заболевания. 27 человек в буквальном смысле срослись с металлической обшивкой корабля. Некоторые моряки то исчезали, то появлялись снова. Иногда оставшимся членам экипажа удавалось буквально «вытащить» своих товарищей из «дыр» пространства, засасывающих их. Если эти попытки не удавались, то «дыры» загорались пламенем. Оставшимся в живых морякам «прочистили» мозги, чтобы у них не осталось никаких воспоминаний об этом кошмаре.

А секретная комната с зеркальными гранями внутри, которую описал Кричинский, очень напоминает Пространство Козырева… Ученые смоделировали его, создав конструкцию, состоящую из определенным образом расположенных зеркал. Помещенные туда люди испытывают чувства, очень сходные с теми, что описал Кричинский. Те, кто находился в этом смоделированном Пространстве, словно совершали путешествие во времени. Испытуемые могли видеть себя в прошлом участниками каких-то исторических событий, испытывать реальное ощущение и даже наблюдать картины будущего. К другим приходило чувство гармонии, нирваны, состояние вращения и потери веса, раздвоение личности, ощущение полета.

Надо попытаться найти секретную комнату в бывшей квартире архитектора. Позвонил Фариду на мобильник и попросил его с рабочими простучать все оставшиеся стены в квартире. Очевидно, они подумают, что записи, которые мы нашли, содержат указания на какие-то спрятанные в квартире сокровища. Пусть думают, решил я, лучше искать будут. Но, вполне вероятно, что это была уже другая квартира архитектора. Она совпадает с описанием квартиры Кричинского очевидцами: семнадцать комнат на четвертом этаже. Известно, что после 1924 года там жила вдова архитектора и её семья, занимали они только пять комнат. Что нам известно еще? После постройки дома Кричинский с семьей поселился в квартире № 4, а когда после революции они уехали на Кубань, в его квартиру въехал капитан революционной «Авроры». Естественно предположить, что, когда семья архитектора вернулась в Петроград, их поселили в другой квартире, возможно, как раз в нашей.

А может, когда Кричинский поселился в другой квартире, он уже медитировал вне секретной комнаты или просто перед определенным образом расставленными зеркалами? Или, допустим, жил в своей старой квартире, а записки спрятал в квартире друга, профессора Отта, например? Тут Юля прервала цепочку моих размышлений.

– Между прочим, у Кричинского были довольно веские основания опасаться ареста. Я попыталась проследить судьбы членов «мусульманской двадцатки». Из немногочисленных сведений удалось установить, что организатор и идейный вдохновитель строительства мечети, писатель и публицист, Ахун Баязитов, умер в 1911 году. Упоминаний о судьбах высокопоставленных членов – таких, как султан Искандер Вали-хан или генерал-майор Шейх-Али найти не удалось. Зато выяснила, что Председатель комитета по строительству мечети, полковник Абдул Азиз Давлетшин, дослужился до генерала и вышел в отставку в должности Командующего войсками Туркестанского военного округа из-за разногласий с советами рабочих и солдатских депутатов. Год его кончины указан как 1918, но нет никаких указаний на обстоятельства смерти. – Юла выдержала многозначительную паузу.

– Молодчина! – откликнулся я. Надо полагать, что искушение для большевиков было слишком велико. Никого и просить регистрироваться было не надо. Все двадцать членов комитета по строительству мечети, все – активные члены мусульманской общины, «потенциальные враги», были уже зарегистрированы, подписав себе тем самым смертный приговор. Ну, а впоследствии, когда…

– …когда, – подхватила Юлька, – наступил красный террор, и угодной властям осталась только одна организация – верных ленинцев, и про общины вспомнили. А Кричинский, как выходец из татар, обласканный эмиром, тут же, видимо, был причислен к «мусульманской контре». Ни талант, ни мировая известность не спасли, – Юлька зябко передернула плечами.

Её дальнейший краткий отчет поставил передо мной еще больше вопросов. Вся информация об Итигэлове в записках архитектора подтвердилась. Не было, естественно, никаких упоминаний о его личных контактах с Кричинским. Самым поразительным фактом было то, что он, а точнее, его нетленное тело, сейчас находится в Иволгинском дацане в Улан-Удэ. Итигэлов продолжал творить чудеса и после смерти!

В 1917 году, предвидя трагический ход событий, Итигэлов снял с себя обязанности главы Российских буддистов. В 1927 году в возрасте 75 лет Пандито Хамбо Лама Даши Доржо Итигэлов собрал своих учеников, сел в позу лотоса и попросил их прочитать молитву Благопожелание уходящему, сказав, что уходит на 1000 лет. Ученики удивились и отказались читать молитву, тогда Учитель прочитал её сам и наказал ученикам поднять его через 75 лет, чтобы убедиться, что он жив. Итигэлова похоронили в кедровом коробе в надежном месте. В 2002 году, разыскав людей, которые знали место захоронения, извлекли короб, присыпанный солью, и вскрыли его. Тело Итигэлова в позе лотоса, в которой он находился в коробе, было выставлено в главном храме, в стеклянном саркофаге и доступно для посетителей.

Состояние тела Итигэлова повергло весь научный мир в недоумение. У него сохранились ногти, волосы, нос, подвижность всех суставов. Согласно исследованиям ученых состояние его тела, клетки которого живы, не вписывается ни в одну из известных категорий. Такое впечатление, что все процессы в его организме замедлились в миллионы раз, время как будто остановилось…

Удивительно, что основатель буддизма в России, Хамбо Лама Заяев, родился в 1702 году и тоже прожил 75 лет, а уходя, обещал своим ученикам, что вернется через 75 лет. Даши Доржо Итигэлов появился на свет ровно через 75 лет в 1852 году, хотя нет никаких сведений о нем до пяти лет. Многие ламы убеждены, что Итигэлов появился на свет сразу в возрасте пяти лет. А нынешний Хамбо Лама Аюшев полагает, что Итигэлов – неземного происхождения. В одном из трудов Итигэлова, обнаруженном в дацане, он рассказывает о своих двенадцати перерождениях, реинкарнациях. По его убеждению, в одной из прежних жизней он был Заяевым.

Таким образом, подумал я, некоторые люди сами, или с помощью неких сил, способны заряжать свою и «чужую» временную пружину на определенный отрезок времени. Или же они каким-то образом могут контролировать заряд пружины.

Еще один интересный факт. Согласно преданию пред тем, как уйти, Итигэлов старался уменьшить свой вес, сейчас его тело весит всего 41 кг. Эта концепция уменьшения веса совпадает с предположениями Козырева «О возможном уменьшении массы и веса тела под воздействием активных свойств времени»!

Итигэлов сделал всесторонний и качественный анализ пустотности, познал прямое постижение пустоты – великой реальности всех явлений и достиг Просветления…

«А если это так, то что есть пустота,
И почему её обожествляют люди?
Сосуд она, в котором темнота,
Или огонь, мерцающий в сосуде?» – вспомнил я, перефразируя строки Заболоцкого.

Скорее всего, и мне надо провести всесторонний и качественный анализ своей теории, учитывая новые обнаружившиеся факторы.

Кстати, насчет сосудов…Юлька умудрилась раскопать интересные подробности. Всегда считалось, что Итигэлов в 1922 году, готовясь к своему уходу, похоронил в земле четыре священных сосуда с драгоценностями, лекарственными травами, сакральными предметами для гармонизации отношений с «хозяином» той местности, где он жил… Когда вдруг уже перенесенному в храм Итигэлову стало плохо (он неожиданно стал терять вес, влажность в саркофаге увеличилась), ламы срочно поехали к старикам. Одна 90-летняя бабушка вдруг поведала, что священных сосудов должно быть пять. В срочном порядке разыскали пятый сосуд, провели над ним обрядовые действия – вес Итигэлова и влажность под стеклом сразу пришли в норму.

А еще в своем послании потомкам он предупреждал: «Богатства, безумно собранные и накопленные, превратятся в особый яд». Так ли уж фантастичен пелевинский «порог Шварцмана»?

Юлька вдруг вспомнила, что мать её подруги работает в комиссии по восстановлению Храма Федоровской иконы Божьей Матери и преподает историю архитектуры в Архитектурно-Строительном Университете…Решили, что она свяжется с ней и узнает, нет ли у них подлинных рисунков и записей Кричинского…

На следующий день Фарид позвонил мне и разочарованно сообщил, что рабочие никакой секретной комнаты не нашли. Но, как выяснила Юлька через свою подругу, почерк, которым были сделаны пометки на проекте храма, оказался идентичным почерку записок – при визуальной оценке, по крайней мере…

Вспомнилось одно из наставлений Воина Света: «Когда он чувствует, что пришло время, он бросает все и отправляется в путешествие, о котором давно мечтал…». Я решил лететь в Улан-Удэ, посетить Иволгинский дацан, где прошлое соединилось с будущим в настоящем, а невероятное стало реальным. Решил встретиться с Хамбо Ламой… Может, добуду информацию, проливающую свет на судьбу захоронения Кричинского, если вообще он добрался до Улан-Удэ. Хотелось бы узнать, конечно, подробнее о теперешнем состоянии Итигэлова, летающих ламах и других чудесах.

Зашел в Интернет, чтобы заказать гостиницу и посмотреть по карте, где располагается дацан. Мне понравилась гостиница под названием Саган Морин, Белая Лошадь. Однако выяснилось, что осторожные буряты изъяли все электронные карты Улан-Удэ из Интернета. Даже чиновники растерялись: не могут получить интересующую их информацию. Я подозревал, что это специально сделано, чтобы дезориентировать любопытствующих и отсечь поток паломников, желающих посетить Итигэлова. Охраняют своё национальное достояние – молодцы! Но меня этим не остановишь.

Стариков долго уговаривать отпустить меня без охраны не пришлось. Мой недавно полученный коричневый пояс оказался веским аргументом. До черного пояса оставалась всего одна ступень. Как нам объяснил наш кёси, учитель, черный пояс означает, что человек изучал каратэ много лет, но одновременно показывает, что каратэка стоит в самом начале пути. Иногда черный оби мастера становится полностью белым, значит, каратэка прошел полный путь, достиг Просветления. Путь совершенствования в каратэ оказался сходным с путем буддийских монахов.

Юлька увязалась лететь со мной в Улан-Удэ. Я, конечно, едва не запрыгал от радости, но сдержанно, как и подобает будущему Нобелевскому лауреату, кивнул: не возражаю. Что ни говори – смышленая у меня подружка! Да и наша с ней учеба в ФТШ приучила систематизировать и анализировать информацию. Аттестат с отличием дали Юльке тоже не за красивые глаза. Хотя глаза у нее… необыкновенные. К тому же мы оба – азартные, упертые – это нас, наверное, и сблизило. Или… что-то еще?

Пока летели в самолете, Юла мне все по полочкам разложила. Козырев, Гумилев, Кричинский, Итигэлов – все они «Воины Света». Все они задавали вопросы, ошибались, страдали, теряли и вновь обретали веру, но продолжали слышать колокола храма и идти по выбранному пути.

И тут… Юлька взяла меня за руку, долго смотрела мне в лицо своими глазищами и тихо так произнесла: «Ты тоже стал одним из тех, кто нашел свой путь в жизни, нашел в себе Воина Света». То ли от ее глаз, то ли от слов сердце у меня забилось часто-часто, как дедушкины часы без маятника…

Теперь уже неважно, найдут ли захоронение Кричинского сейчас или через сотни лет, если оно вообще существует – я буду продолжать бороться над разгадкой тайны времени. Я верю: она поможет нам, наконец, открыть дверь в Пространство счастья, Пространство трех «К»: Козырева-Кричинского-Капустина.

На борту самолета Санкт Петербург-Улан-Удэ, июнь 2008 

Вам понравилось?
Поделитесь этой статьей!

Добавить комментарий