Орудие судьбы

Бабушку все любили. Да и как же было не любить или, хотя бы, не уважать сумевшую не озлобиться по жизни одинокую женщину, поднявшую без посторонней помощи лишь на свою мизерную зарплату почтальонши сразу двоих детей? Её отец Вячеслав Кузьмич не вернулся с фронта, похоронка пришла за два месяца до Победы. Мать едва успела недолго порадоваться вместе с выросшей дочерью новой квартире, предоставленной на работе, холодильнику, телевизору и стиральной машине, диковинным и недоступным всего ещё несколько лет до покупки вещам. Не то, что до рождения внучек, даже до свадьбы единственной любимой доченьки не дожила, сказались военные годы, холод и голод.
Сама Глафира Вячеславовна мужа потеряла рано, и пожить-то вместе не успели. Несправедливо, но вовсе не редкость, что трудягу, основного кормильца семьи прибрала неумолимая болезнь. Ну, назначили за него какие-то крохи, ещё мамина квартирка осталась, но как могло смешного оклада хватать столько лет на троих? Может, чем-то потихоньку приторговывала, может, кто-то иногда и помогал тайком, кто знает… Хотя, вряд ли, при её-то загруженности постоянно на две ставки, да хлопотами по дому и воспитанию дочерей оставалось время на что-либо ещё. Куда там Гудини или Коперфилду с их фокусами, загадочные советские женщины заслуживали гораздо большее восхищение! Разве могли эти жучилы превзойти по выносливости наших шпалоукладчиц, асфальтопроходчиц, всяких крутильщиц и мотальщиц, не говоря о виртуозной изобретательности простых домохозяек при готовке обедов и уходе за своими работающими близкими! Не зря же им ставили памятники от монументальной Колхозницы с серпом Мухиной до чуть менее мощных, но числом гораздо более массовых девушек с вёслами практически по всем городам и весям. Повторно замуж Глафира, вся жизнь которой заключалась в её девочках и работе, работе и девочках, так и не вышла.
Но, видимо, не зря она умудрялась находить время и читать маленьким Поле и Саше сказку про Золушку. Правда, зятья оказались не принцами, один служил инженером на заводе, другой простым рабочим с окладом в три раза больше инженерского. Только тот, с большими заработками начал со временем сильно прикладываться к бутылке и руки распускать. Но после не замедлившего случиться развода выплачивал регулярно на детей немалые по тем временам алименты. К восьмидесятилетию Глафиры Вячеславовны при её двух дочках и четырёх внучатах и внучках подрастало уже несколько правнуков — почти геометрическая прогрессия. И почти всех она успела понянчить, выручая вечно занятых молодых родителей.
Иные алкоголем заморенные подобия женщин, меняющие сожителей как перчатки, умудрялись и больше родить и вырастить, сказать «воспитать» язык не повернётся. Бывало, их даже матерями-героинями признавали по количеству родов. Только не факт, что из всех детей у них вырастали достойные люди. А у нашей бабушки всё оказалось очень не плохо, и вся её многочисленная родня умудрялась не только поддерживать между собой тесные отношения, но и обходиться без ссор. Только одно омрачило их выросшую в согласии ячейку общества. Муж одной из внучек, специалист с высшим образованием, бывший спортсмен, то ли по обстоятельствам, то ли по зову души подался в бандиты. Утюги, паяльники, не хилые бабки, тачки, ночные погони.
Внучка едва успела развестись, как большую часть организованной преступной группировки, ставшей для него родным домом, перестреляли вместе с ним, а уцелевших отправили на нары.
Теперь за столом юбилярши, изобильно уставленном закусками и напитками, собрались дочки и внучки со своими мужьями, у кого они были, а внуки с невестками. Каждый хотел сказать или сделать что-то приятное для бабушки. Одна из юных правнучек, думая удивить дорогую юбиляршу, приготовила канапе с балыком красной рыбы, использовав для шпажек деревянные зубочистки. Бабушка авторитетно сняла пробу и растроганно поблагодарила тут же расцветшую от похвалы кулинаршу-школьницу. Глафире Вячеславовне действительно понравился такой изыск. Она и не хотела особо отмечать свою круглую дату, но все настояли, торжество представлялось их общим, семейным. Как же не отпраздновать такое всем вместе! В одной с ними комнате то и дело крутились дети, которым накрыли отдельный низенький столик, но которых так и тянуло, будто магнитом, к взрослой компании.
Между поздравлениями и тостами попели обязательные «Вот кто-то с горочки спустился», «Ромашки спрятались, поникли лютики», «Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолёте». Бабушка от чувств прослезилась, и пропустила две-три рюмочки, чего давно себе не позволяла из-за подъёмов давления, да и у других от приподнятого настроения глаза оказались на мокром месте. Попраздновали от души и расходились поздно, некоторые даже остались переночевать.
Последующие дни бабушка чувствовала себя не очень хорошо, уже не выходила на улицу, как прежде.
— Да пройдёт, давление опять, погода, поди, меняется, — говорила она всем на тревожные расспросы по телефону, и когда кто-то забегал ненадолго к ней. При этом глотала из своих запасов назначенные ей когда-то докторами таблетки.
На четвёртый день ей стало совсем худо, стало трудно дышать, наросла тяжесть в груди, появилась одышка, даже когда лежала, лицо приобрело необычно фиолетовый оттенок, губы так вообще посинели. Одна из дочерей Полина, ночевавшая с матерью последнее время, настояла вызвать скорую помощь. Приехавшая женщина врач вежливо расспросила, внимательно выслушала сердце с лёгкими, распорядилась медсестре немедленно снять кардиограмму, померила давление и температуру. После чего бабушке вкололи два укола — в вену на руке и в мышцы предплечья.
Докторша успокоила встревоженную Полю, что хрипов в лёгких не слышит, и с сердцем не так уж плохо, на тепловой ленте записались всего лишь «дистрофические изменения миокарда», даже явной коронарной недостаточности нет. Но её жалобы и пугающая баклажановая синюшность явно сердечного характера, и потому без вариантов необходимо срочно доставить занедужившую в больницу.
Уколы помогли только на время. Уже в дороге бабушке стало хуже, и весь оставшийся путь ей давали дышать кислородом из баллона.
В приёмном покое дежурной клиники возле неё сразу засуетились врачи, затем заведующая кардиологическим отделением. Пересняли кардиограмму и с капельницей отправили на носилках в кардиологию. На вопросы встревоженной Полины пояснили, что инфаркта точно нет, но стенокардия и сердечная астма без немедленного лечения могут к нему привести в дальнейшем.
Уже в отделении на фоне капельницы у больной усилилось удушье, начался непрерывный кашель и пошла белая пена изо рта. Заведующая вызвала врача интенсивной палаты с другого этажа, бабушке перетянули жгутами руки-ноги и немедленно унесли наверх. Дочь в эту специальную палату уже не пустили, но врач сказал, чтобы она ждала, состояние больной крайне тяжёлое, и говорить сейчас ему некогда.
Через час врач вышел и сообщил, что отёк лёгких удалось снять, показал издалека спящую больную и посоветовал ехать домой. Дежурить у постели Глафиры Вячеславовны Полине так и не позволили, сославшись на правила. Да и чем бы она могла помочь матери, находившейся постоянно на мониторном наблюдении?
Полина и все остальные не переставали беспокоиться о состоянии любимой бабушки, утром стало ясно, что не зря. В последующие сутки отёк лёгких повторялся ещё дважды. У больной появилась высокая температура, в крови нашли признаки гнойного воспаления. К лечению немедленно подключили сильные антибиотики. Новый сменившийся врач, растерянно, как показалось Александре с Полиной, сообщил, что такой упорный отёк лёгких видит впервые в практике. На новых кардиограммах данных за инфаркт миокарда или какую-то опасную коронарную недостаточность, могущие послужить причиной приступов, по-прежнему не обнаруживалось.
Рентген портативным аппаратом на месте показал лишь застой в лёгких, потому её свозили на каталке, чтобы сделать более информативный снимок, но никаких затемнений не обнаружили. А к концу дня Глафира Вячеславовна перестала узнавать окружающее. Следующее утро она встретила уже без сознания, невролог заподозрил острое нарушение мозгового кровообращения. Изо рта появились гнойные выделения. Но никакие дополнительные исследования провести уже не успели: больная умерла. Реанимационные мероприятия, положенные по правилам, не помогли.
Почти в полном составе семья выслушала от врачей трагическое известие. Кто-то потом предложил написать жалобу в прокуратуру на недостаточную помощь медиков, но остальные порешили дождаться результатов вскрытия.
Заключение ошеломило всех, включая самих врачей. В средней трети пищевода обнаружилась почти точечная воспалённая ранка, через которую во внутреннюю полость средостения, где находится и сердце, проник уже начавший подгнивать обломок деревянной зубочистки. И в этом пространстве, и в прилегающем лёгком оказалось большое количество гноя. Опытный патологоанатом сохранил вещественную причину случившегося. Стеклянную пробирку с деревянным отломком всего-то в два-три сантиметра показали родне умершей.
Тут-то все домашние Глафиры Вячеславовны и припомнили злосчастные канапе, которыми порадовали бабушку. Самое странное, что она не почувствовала, как острый отломок проколол мышцы стенки пищевода, проходя её насквозь. Да и потом бабушка ни дома, ни уже в больнице, ни разу не пожаловалась на боли в этом месте. Неужели, две три рюмки за столом так подействовали на непривыкший к ним организм старушки, что вызвали у неё полное обезболивание? Родственники предпочли не обсуждать этот вопрос, как и возникавшие сомнения в добросовестности и умениях медиков. Им разъяснили, что никакой рентген не мог выявить мелкую деревянную щепку. Произошедшее посчитали роковой случайностью, как, видимо и было на самом деле.
Врач, в дежурство которого умерла Глафира Вячеславовна, выдал Полине и Александре документ о смерти. После этого, уходя уже с работы, заглянул в прозекторскую, и патологоанатом предложил помянуть старушку.
— Знаешь, — доверительно заметил тот, точно разливая разбавленный спирт по мензуркам. — Не устаю поражаться, от какой мелочи зависит иной раз человеческая жизнь!
— Ну, эта бабушка хотя бы до восьмидесяти дожила, повезло даже правнуков понянчить. Тебе ли не знать, какова средняя продолжительность жизни. А мне вот теперь доклад готовить на конференцию по инородным телам пищевода… — уныло пожаловался клинический врач.
— Ничего, пошаришь в интернете, — рассудительно успокоил прозектор, братски деля на закуску мускатный орех, чтоб запах после спирта отбить.