Ничего изменить нельзя… (О книге М. Аранова «Вернутся ли голуби в ковчег».)

Хорошая книга должна быть популярной. Утверждение, сколь справедливое, столь и неочевидное. Как знаменитое «вор должен сидеть в тюрьме». И, всё же, будучи поборником справедливости, возьму на себя смелость утверждать, что книга, о которой пишу сейчас, достойна быть популярной. Она написана увлекательно и стильно и, кроме того, умело объединяет личную историю героев с событиями, происходившими в обществе, словно подтверждая, что частное — это всегда элемент целого с общими правилами и закономерностями. Книга называется «Вернутся ли голуби в ковчег», и её автор, питерский писатель Михаил Аранов, рассказывает о судьбе советского немца Блаубарта. В определенной степени роман продолжает тему предыдущей книги — «Баржа смерти», события которой завершаются в первые послевоенные годы прошлого века. Герой нового романа рожден накануне войны и в середине пятидесятых годов начинает свою взрослую жизнь. В ней отразились не только любовно-бытовые и производственно-карьерные коллизии, но и судьба страны от великой победы до бесславного поражения в борьбе с извечными жадностью, завистью, коррупцией и лицемерием, завершившимся развалом и мучительным поиском новых путей развития. Это было время, когда каждый стоял перед выбором, определявшим всю дальнейшую жизнь. Она оказалась традиционно трудной, для большинства — бедной и неустроенной, и выход для себя каждый искал в одиночку или со своими самыми близкими людьми. Всё, как всегда. Время не меняется, меняемся мы и обстоятельства. Собственно, об этом и рассказывает автор, вспоминая, анализируя, находя в отражении эпохи и свою тень. С немецкими точностью, педантичностью и старанием герой романа после окончания института начинает свою трудовую биографию с должности мастера в заводском цехе. Но, как выяснилось, это не совсем то, что ждёт от него рабочий коллектив.

«Искусство управления гегемоном» я осваивал с трудом. Моя немецкая сущность возмущалась столь несправедливым расходованием государственных средств.
— Работайте лучше — будете зарабатывать больше, — наивно пропагандировал я среди рабочих социализм с человеческим лицом. Он что, совсем идиот? — говорили рабочие обо мне начальнику цеха. — Сегодня мы эту деталь сделаем на двадцать минут быстрее, а завтра нам за неё расценки срежут. И нам же наши работяги за это морду будут бить.
— Ну, не надо так резко, — защищал меня Василий Васильевич, — Виктор — грамотный инженер. — А на черта нам эти грамотные «инженера», если из-за них жрать нечего, — резонно отвечали рабочие».

И, всё же, освоиться в цехе герою удалось без проблем. Ведь у него было главное — умная голова и умелые руки. Шаг за шагом поднимаясь по ступеням карьерной лестницы, он познавал хитросплетения повседневных реалий, в которых рядом с наивным простодушием процветали, как уже было сказано, бессмертные корысть, зависть, лицемерие вкупе с плохо скрываемым антисемитизмом. Он ведь и в эпоху развитого социализма, подобно великому вождю, был живее всех живых. Впрочем, и в эпоху дикого капитализма мало что изменилось.

«Мы жили в благостное брежневское время. А дело происходило обычно так: сначала выпускали чиновников из партхозконтроля — искали хозяйственные и финансовые просчёты. И тут же обнаруживается, что вокруг директора, истинно русского человека, не в меру расплодились коганы, абрамовичи, дашковичи и прочие блауберги — блаубарты. Вот он корень зла! Вот почему завод не выполнил план в прошлом квартале!
И неважно, что потом выясняется: Дашкович вообще — белорус. А Блаубарт — немец. Хотя немец — это тоже не лучший случай… Когда компромат собран, в дело вступают волкодавы из министерства. Увольняли евреев из высшего и среднего руководящего звена. Под горячую руку попадала пара русских. Проворовавшийся кладовщик и пьяница-пенсионер, начальник тарного цеха… Я вступил в КПСС. Это было непременным условием для должности начальника цеха. Среди начальства я стал своим человеком».

Ничто не вечно. Уходят в небытие не только люди, почему-то думающие, что будут жить бесконечно долго и на основании этого убеждения стремящиеся воровать бесконечно много. А также отнимать, обманывать, жульничать… Но всё заканчивается в один миг, за которым всё оказывается ненужным, смешным и постыдным. Думать об этом не хочется, особенно, когда, вроде, и не пахнущая денежная струя наполняет счета, карманы, кошельки, дурманя голову, и под сладостное журчание этой струи кажется, что жизнь будет вечной. Увы… То же происходит и с целыми странами, режимами и политическими укладами. Всё меняется и всё остаётся неизменным. Вот, как об этом сказано в романе:

«Ушёл в небытие орденоносец Леонид Ильич Брежнев, обесценив все носимые им советские ордена. Оставил за собой недолгий, тухлый запашок своих семейных скандалов и длинный шлейф анекдотов. Завершающий аккорд в семейном скандале Брежневых поставил преемник Леонида Ильича на посту Генсека, „чекист с холодным сердцем и чистыми руками“ — Юрий Андропов. Зять Брежнева, зам. министра внутренних дел Чурбанов получил свои десять лет тюрьмы. Сам Андропов на посту главы государства и партии известен был, как вдохновитель кампании по отлову любителей посещать кинотеатры в дневное время. Кампания длилась до тех пор, пока „наверху“ не стало „известно“, что в Советском Союзе люди всё ещё работают в три смены. И некоторые из них посещают днем кинотеатры. Мелькнула на посту Генсека вялая тень К. У. Черненко, который не оставил после себя даже анекдотов. И вот на трибуне Съезда Верховного Совета, как и прежде, под бурные и продолжительные аплодисменты появился Михаил Сергеевич Горбачёв. И мы начинаем новую жизнь. Новым был тот самый „социализм с человеческим лицом“, вскоре перешедший в стадию капитализма со своим „звериным оскалом“… А пока мы давились в очередях за водкой: в России проходила очередная кампания по очищению народа от извечной российской скверны — пьянства. На юге виноградники вырубили. На севере спиртовые и винные заводы закрывали. А народ, как пил, так и пьёт».

Читая эти строки, кто-то может подумать, что «Вернутся ли голуби в ковчег» — такое себе производственно-политическое сочинение, представляющее интерес лишь для ностальгирующих патриотов или наоборот — радикально настроенных либералов. И очень сильно ошибётся. Это роман, в первую очередь, о любви, о семейных ценностях, измена которым чревата в судьбе не меньшими катаклизмами, чем смена государственного строя. И фамилия героя Блаубарт (Синяя борода) отнюдь не таит в себе символический намёк на противоестественную тягу к перемене жён, любовниц, мест и обстановки. Это роман, в котором интимные отношения вырастают из житейских коллизий, врастая в них, продолжая их, дополняя и украшая. В нём нет ни ханжества, ни пошлости. Есть жизнь со своими переживаниями, радостями и страданием.

«Ночью Антон Алексеевич будет долго трудиться над женой. Но её тело не будет отвечать на его горячие призывы. Он будет очень стараться, используя теорию и практику заграничной жизни. А жена будет смотреть в потолок широко открытыми глазами. В голове Антона Алексеевича начнёт вертеться неотвязная мысль: „О ком она сейчас думает?“ Потом, тяжело отвалившись от жены, Антон Алексеевич услышит её голос: „Наконец-то“. И злой её смешок. А мысль, которая гвоздём сверлила его мозг, наконец, вырвется наружу ревнивым вопросом: „О ком ты всё время думаешь?“ И услышит в ответ: „Успокойся, не о тебе“ … А я в ту ночь проснулся от протяжного звука, который раздавался из соседней комнаты. Надрывный вой тяжело раненого зверя. Я с трудом понимаю, что это Валентина: „Витя, Витя. Мне больно, больно. Я ревную, ревную — у — у!“ Я встаю со своего дивана. Подхожу к окну. Свет уличных фонарей отражается в подмёрзших лужах. Меня переполняет холодное раздражение. Я одеваюсь, выхожу на улицу. Ветер раскачивает фонари. Их тусклые отблески мечутся вдоль тротуара, рождая уродливые тени. Временами выхватывают тяжёлые громады домов. И мне тоже хочется выть».

Хождение по мукам постперестроечной жизни с её двумя полюсами — нищеты для абсолютного большинства и сказочного богатства для не сказочных злодеев, завершились для Блаубарта и его семьи вполне предсказуемым отъездом на историческую родину. В его случае это была Германия. Но даже цветок, пересаженный в другую почву, приживается с трудом. Человеку не проще. Не даёт покоя память, в которой прошедшие годы вдруг приобретают розовато-светлый оттенок, а новая окружающая действительность, наоборот, кажется удручающе серой.

«Город N находится на севере Германии. Представляет собой довольно грустное зрелище: ряд однообразных трехэтажных домов из красно — серого камня. Весёленькие герань и анютины глазки на подоконниках, не делавшие радостней городской пейзаж. И розы, розы вдоль стен домов. Но только эти розы мне кажутся несколько блёклыми и несвежими. То ли местный подзол недостаточно питает их, то ли местная городская атмосфера их угнетает, как и меня. Я вспоминаю яркие и сочные краски моих роз, оставленных на петербургской земле, и мне становится грустно».

Но главные достоинства героя романа — его умная голова и умелые руки помогли относительно удачно адаптироваться и в новых условиях. Очень интересно рассказано о самом процессе интегрирования в незнакомую, в том числе производственную, жизнь, об особенностях взаимоотношений в германских предприятиях, об отношении к переселенцам. О том, что узнать можно только из собственного опыта, и лишь затем поделиться им, избегая советов и подсказок, ибо, как сказано, «каждый выбирает для себя»… Правильность сделанного жизненного выбора — едва ли не главный вопрос, тревожащий каждого из нас, если не ежедневно, то регулярно. Об этом задумываются и герои книги Михаила Аранова, стараясь с достоинством проходить сквозь череду житейских испытаний. Об этом, вероятно, думает и читатель, сопереживая и сочувствуя. И это, наверное, наряду с желанием автора самореализоваться в творчестве, одна из его главных целей — увлечь, заинтересовать и помочь разобраться в вечном процессе познания, потерь и приобретений, в котором можно попытаться избежать ошибок в будущем. Но в прошлом уже ничего изменить нельзя. Не согласиться с автором невозможно.

«Я пишу мой германский сюжет неровными импрессионистическими мазками, надеясь, что на расстоянии, то есть по прошествии долгого времени, картина определится более чётко. Я непременно оглянусь. О многом пожалею. И мало надежды, что я смогу исправить прежний рисунок или смягчить слишком жёсткие краски. Но придёт позднее понимание того, что ничего изменить нельзя».

Вам понравилось?
Поделитесь этой статьей!

Добавить комментарий для МИхаил Отмена