А ты «забей»!
Всеволод покупал телефон. Обходительная продавщица выдавала общие фразы. Пересказывала то, что было написано в характеристиках на демонстрационном ценнике. Чуть шаг в сторону — и провал. Не знала ничего. Сева не любил непрофессионализма. Но девушка была мила, хороша и с наивным взглядом. Он решил простить ей её «косяки». К тому же, перед походом в салон сотовой связи, он уже подготовился и примерно знал, что ему нужно. Сказав ей, какую модель он выбрал, он стоял у стойки, пока ему оформляли покупку. Ленно рассматривал брелки для телефонов, болтающиеся у прилавка.
— Сева?
Всеволод обернулся, всматриваясь в лицо. Мужчина был на голову выше него. Одет в дорогую одежду, но совершенно безвкусно. Дорогой классический костюм, руки в карманах, клетчатая рубашка «Lee», однотонный строгий галстук и синие мокасины. На голове — красная бейсболка с большой надписью на лбу. И это — несмотря на двадцатипятиградусную жару! Стрижка старомодна, с длинными, до плеч, волосами. Прямо сказать, мужчина выглядел, как клоун.
— Покровский, ты чтоль?
— Я…
— Ну, надо же… уж лет десять тебя не видел. Ты чего так вырядился? Раньше всё в штанах спортивных везде рассекал…
— Положение обязывает. Нужно быть в костюме.
— В цирке? Ты в цирк чтоль устроился?
— Почему в цирк, — голос мужчины был несколько обижен, — у меня сеть заправок сейчас…
— Чего? Сеть заправок? Гонишь…Ты реально выглядишь, как… Заправки? Чем на них заправляешь? Сероводородом?
— А ты всё такой же юморист, я смотрю!
— Да лан… не обижайся, Покровский! Я же любя — ты понимаешь! — Вячеслав потрепал приятеля по плечу.
Продавщица позвала его к стойке. Расплатившись и взяв пакет с коробочкой, в которой лежал телефон, он обернулся к Покровскому:
— Пивка?
— Дел до фига, Сев! Давай, может, вечером? Или на днях…
— А ты «забей»! Покровский! «Забей» на дела! Потом ведь, сам знаешь… опять только через десять лет встретимся… Иначе-то…
Покровский задумчиво смотрел на Севу. Поднял руку, перевернул назад козырьком свою кепку и широко улыбнулся.
— Да ты прав, наверное, Севка! Пойдём… Я как раз с другом собирался встретиться… Но он тоже пиво любит — отложим все дела. Сейчас я позвоню ему, — Покровский достал телефон.
***
Виталий Покровский, Гена Кречетов и Сева сидели за столом. Музыка играла тихо. Перед каждым стояла кружка пива и «сырная тарелка».
— Я думал, ты прикалываешься, Покровский! И как же тебе удалось такую сеть наладить за эти годы? Мы же с тобой в отделе вместе сидели менеджерами!
— Не мне, а нам с Геной… Да как-то так получилось… Сначала одну открыли, потом туго было, а потом по три заправки в год начали открывать… А ты то сейчас где, Сев?
— Там же где и был… Я постоянен…
— Менеджер?
— Да, а что?
— Не… Ничего. Нормально всё… Петрович так и работает начальником?
— Нет… Сурков теперь…
— Это тот, что напротив меня сидел?
— Ну да…
— Хе…
— Сева, а вы рыбалку любите? — Геннадий доброжелательно смотрел на Вячеслава, потягивая пиво.
— Геннадий, давайте, может, на «ты»?
— Говно-вопрос, Сев! Любишь рыбалку?
— Давно не ловил… но раньше хаживал…
— Поехали на выходные на наш пруд… У нас пруд свой с Виталием. Вы, смотрю, сильно дружили раньше, раз он все дела забросил и меня ещё позвал. Старая дружба не забывается… Не должна забываться.
Сева взглянул на Покровского. Тот, улыбнувшись, подмигнул ему.
— С удовольствием, ребят!
***
Опять лужи. Скоро крещение, а на дворе одни лужи и мокрый снег. Что творится с природой?
— Виталь, ты когда будешь сегодня с работы?
— Да хрен его знает, Оксан, когда я буду…!!!
— Что ты такой психованный-то стал?
— Да проблемы у меня!
— У всех в кризис проблемы… Не нужно тебе было,Виталь, с Генкой разбегаться…
Покровский молчал. Оксана поставила перед ним тарелку яичницы с беконом, положив рядом вилку и нож.
— Тебе капучино или чай?
— Если разбежался с Генкой, значит, были причины, Оксана! Чай налей…
Разбежались они ещё в сентябре. Всё лето они, наоборот, общались гораздо больше вне работы, чем в прежние годы. Встречались все вместе: Гена с женой Таней, он с Оксаной, дети и, неизменно, старый-новый друг Севка. Севку полюбили все за его искромётный юмор, доброжелательность и лёгкий характер.
Севка-то и раскрыл глаза Покровскому. Оказалось, Гена проводил махинации, скрывая это от Виталия. Это сильно тогда пошатнуло Покровского. Он доверял Кречетову. Доверял как себе. Дело было даже не в деньгах. Дело было в разочаровании в близком человеке. Не поверить Севе было нельзя, потому как он узнал факты в случайном разговоре с Геной за удочками с бутылкой виски, когда они вдвоём сидели на пруду. Да и какой резон было Севе придумывать?
Ситуация усугублялась тем, что поговорить об этих фактах Покровскийс Кречетовым не мог, чтобы не подставить Севку. Нет, Севка, конечно, не просил. Он просто рассказал Виталию, а там уже — «поступай теперь, как знаешь». Да он даже Оксане не стал говорить о причинах резкого разрыва. Гене же тогда просто сказал, что нужно делить активы. Тот долго возмущался, но Покровский стоял на своём, не скрывая своего раздражения по поводу бывшего друга. Расстались они всё равно плохо, и, конечно, с тех пор не общались.
— Ты Павлика из сада вечером сможешь забрать? — вывела его из раздумий Оксана.
— А сама что?
— Я хотела по магазинам пройтись.
— Тебе дня мало? Что вечером-то? Оксан…Я понимаю, машину твою на гололёде занесло, чинили… Но сейчас-то сделали жестянку. Ну, распланируй ты свой день по-другому!!!
— Чего ты орёшь?
— Прости… Ну, Оксан, ты же знаешь, что я продаю бизнес, у меня сделки… сколько я буду на работе?.. До каких я буду с аудиторами?.. Ну не знаю я! Не могу я всё бросить и лететь, Оксан, в детсад! Мне нужно подготовиться к торгам…
— Ладно, прости, я заберу, конечно, Павлика.
***
Так у меня не было! Никогда! Точно никогда! Это была не страсть — это была любовь! Почему это чувство приходит тогда, когда у тебя уже есть дети, есть муж, есть дом — всё есть. Нет только любви…
Муж ушёл. Как только он сел в машину и выехал за ворота, я сразу начала звонить.
— Привет… Я тебя с той недели не видела?
— Я тоже соскучился. Как ты?
— Плохо.
— Что такое?
— Тебя когда не вижу, мне плохо. Мне душно!
— Ну…
— Ты когда ко мне сможешь приехать?
— Не знаю… Я сейчас на работу еду… Может к обеду… Твой когда придёт?
— Говорит — поздно…У него проблемы, он свои заправки продаёт.
— Ха! Мне бы его проблемы!.. А на фига продаёт?
— Не знаю, валюту покупает, за бугор всё переводит… кризис же.
— Ну так-то да… кризис… Я позвоню, как освобожусь… Слушай, я подъехал уже к работе.
— К обеду освободишься?.. Я буду ждать!
— Постараюсь, Оксан! Я позвоню тебе.
Он отключился. Я сидела и смотрела на телефон. Я ждала своего любимого…
***
— С праздником вас, Виталий Сергеевич!
— С каким? – Покровский удивлённо оторвался от монитора и посмотрел на своего заместителя.
— Так Крещенье же!
— Ну да… ну да… крещенские морозы с лужами…
Завибрировал лежащий рядом на столе телефон. Покровский с недоумением уставился на монитор. Звонил Кречетов.
— Здравствуйте, Геннадий, слушаю Вас внимательно.
— Привет, Виталь! Ты, говорят, заправки свои сливаешь?
Покровский чуть не выронил телефон из рук. Ослабил галстук, вздохнул полной грудью.
— Ты откуда, Ген, знаешь? Это «закрытая» информация!
— Твой друг и мой сотрудник рассказал вот…
— Мой друг— твой сотрудник? Ты бредишь, Ген?!
— Я? Брежу? А разве Сеня не твой друг?
— А при чём тут Сеня? Он как работал в «Интрионе» — так и менеджерит там…
— Ха! Да-а-а… Так ты даже и не знаешь??? Он с октября у меня заправками в Косаревке рулит… Управляющий.
— Но подожди… да я с ним вижусь… Но… я же не говорил ему об этом… точно…
— Так и он тебе не говорил, что у меня работает!
— Логично…
— Давай, приезжай ко мне — разбираться будем.
— Да… Да, друг, сейчас приеду.
Они сидели друг напротив друга и смотрели глаза в глаза.
— Он сейчас где? — вздохнув, спросил Покровский.
— В Косаревке, по-видимому…
— Наберёшь его?
Гена положил на стол телефон и включил громкую связь. Пошли гудки.
— Сева! Привет ещё раз!
— Да, Ген…
— Сев… А откуда у тебя инфа о «сливе» активов Покровским?
— Да, Ген, какая разница? Инфа верная на сто процентов!..
— Сева… Мне нужна конкретика… Вопрос денег! И немалых! Не будет конкретики — не смогу принять решения…
— Ну ладно… Тока между нами, Ген… Я Оксанку потрахиваю… Вот, кстати, сейчас к ней ехать собираюсь… Может, ещё дополнительно что узнаю…
Геннадий покраснел и отвёл глаза от Покровского. Покровский, напротив, побледнел, поджав губы… Молчали.
— Алло… алло! Ген! Что молчишь? Слышишь меня?
— Всеволод!.. — голос Покровского был жёсток и спокоен. — Вы уволены! С этой секунды без выходного пособия! Мы с Геннадием Борисовичем как полноправные партнёры по бизнесу приняли такое решение… Постарайся сделать так, чтобы ни я ни он тебя больше никогда не слышали и не видели в этой жизни!
В трубке послышался визг тормозов.
— Виталий! Послушай, Виталий, ты не так всё понял… Ген! Гена..! Виталий! Ребята, вы слышите меня?!
— И ещё! Всеволод! Если я бы узнаю, что ты хотя бы даже звонил Оксане Викторовне… Даже если звонил…или она тебе звонила… Просто даже если это будет разговор… Ты меня знаешь, Сева!.. Тебе понятно???
В трубке была тишина.
— Последний раз спрашиваю: тебе понятно?
— Мне все понятно…
Покровский нажал на клавишу отбоя. Геннадий посмотрел на его лицо, покрытое потом и красными пятнами, и опять отвёл глаза.
***
Мне выдернули все нервы. Меня опустошили. Я не чувствую НИЧЕГО. Мне плохо и хочется выть! Он пропал. Его телефон заблокирован! Где он живёт, я не знаю! Я не могу понять, что произошло! Мне бы хотя бы услышать его!
Мой муж ходит счастливыйи довольный! Мой муж, похоже, меня любит ещё больше! Он стал за мной ухаживать, как в молодости…
Он уже не продаёт свои долбаные заправки! Они опять помирились с Кречетовым, они опять ведут вместе бизнес!
Но мне всё равно!.. Я не люблю мужа! Я потеряла смысл жизни без моего Севы…
Голограмма
Сатаров завёл машину. Открыв дверь, вышел, взял из багажника щётку. Закурил. Начав задумчиво скидывать снег, вспоминал разговор с женой.
— Саш! Это мещанство! Ты стал очень зависим от всего материального. Ты же художник, Саш!
— Надь! Ты о чем? Мои картины дадут деньги? На что жить будем? А сейчас ещё кризис этот…
— Если бы ты продолжал писать, возможно, и были бы… Ты хоронишь свой талант, Саш!
— А на что мы ремонт будем делать? На что тебе машину покупать? Чем платить за гимназию Славика? Да жрать что, в конце концов???
— Да не нужна мне машина! Ремонт… Саш, вслед за ремонтом ещё что-то понадобится. Ты вспомни, как ты писал! Ты совершенно забросил своё творчество! Я выходила замуж за художника… Я была влюблена в твои картины… В тебя за мольбертом.
— А сейчас, значит, не любишь?
— …Не знаю… Наверное, люблю… Но ты стал совсем другим человеком…
— Странная ты баба, Надь… Нормальные жёны только бы радовались, что муж зарабатывает… Не любишь, значит…
— Ну, я-то ненормальная, наверное, ты же знаешь… Просто дни и годы идут, а ты вместо творчества продаёшь свои машины… Вот подумай, сын уже скоро вырастет, он не будет уже в нас так нуждаться… И вот мы с тобой такие старые сидим тут на кухне, смотрим на дорогой ремонт, мебель нашу, за окном у нас дорогие машины. Сын где-то далеко в своей семье. И Саша, помирать уже скоро, а жили для чего? Я-то ладно! Я и замуж выходила за любимого, чтобы мой любимый развивал свой талант… Ведь мужчину делает женщина. А ты? Ты прожил, чтобы обставлять себя комфортом, а что в итоге после тебя останется? Лишь твои восхитительные ранние работы…
— И чего ты предлагаешь? — Сатаров вскочил со стула. — У меня ответственность за тебя, за сына! Не неси ерунды! Я — на работу… Легко говорить, когда деньги есть…
Бросив в снег окурок, взглянул на своё окно. В окне стояла Надя. Махнув ей рукой, он вырулил на дорогу. Включил музыку. Пел Нил Хоффман. Музыка прервалась, включилась громкая связь — послышались гудки. Нажав кнопку на руле, принял вызов.
— Саня, привет!
— О! Андрюха, здорова!
— Как сам?
— Да ничего вроде. Дом — работа…
— Ты машинами-то до сих пор занимаешься?
— Ну да… Конечно.
— Слушай, мне тут машину поменять нужно, у тебя там есть что приличное?
— Андрюха, приезжай, посмотришь. У меня сейчас всего 12 машин… Тебе чего интересно-то? У тебя какая?
— «Камри». Ты сейчас у себя?
— Смотрю, физики у нас в стране зарабатывать начали!.. Еду, буду через минут пятнадцать.
— Да мне, наоборот, что-то подешевле, поэкономичнее нужно. Ладно, подъеду тогда через часок к тебе.
— О‘кей. Тогда проще. Давай! Жду.
Приехав на работу, зашёл в свой вагончик. Бытовка была поделена на два небольших кабинета. Светка уже сидела за компьютером в своей комнате.
— Привет, Свет! Был кто с утра?
— Да заходили парочку… Помотались-помотались и ушли.
— Ясно. Сделай мне чайку.
Сняв куртку, сел за стол и включил ноутбук.
— Вам с лимоном, Александр Викторович?
— Да.
Сатаров допивал чай и смотрел в окно, когда на территорию въехал Андрей. Саша улыбнулся и, накинув куртку, пошёл показывать свои автомобили старому приятелю.
— Ну, конечно, тебе после твоей стрёмно сначала будет: классом-то пониже, попроще. Но она свежее, Андрюх, да и ремонта не требует. Но доплатить много не смогу.
— Сколько сможешь?
— Не могу сказать пока… Прикинуть нужно будет. Позвоню тебе тогда.
— Хорошо… Скажи тогда, кстати, а ест она сколько? Актуально в кризис…
— Ну да… Дорожает всё, как на дрожжах. Литров восемь жрёт…
— Ну, нормально…
— Тогда созвонимся. Ты как сам-то? Всё в институте?
— Ну да. Кредит вот три года назад на машину ещё сдуру взял… Финансирование рубят…
— Кому сейчас легко… Чайку не хочешь на ход ноги? Что на морозе-то стоять?!
— Да можно…
Они сидели с чашками чая, на столе лежала открытая коробка с конфетами. Андрей смотрел в окно. Бродячая собака, подняв лапу, поливала на выбранную им машину.
— Вот так и люди, как это собака… Конечно, объяснение есть всему, но нет таких гениев, которые смогли бы их понять. Человеческий разум ограничен. И он достиг своего предела. И мы, как эта собака, которой никогда не понять, как устроен автомобиль…
— Ты это сейчас к чему…?
— Да, занимаюсь исследованиями с космологами и астрофизиками из Лондона… По переписке, разумеется — сам не был в Лондоне… Так вот, похоже, наш мир иллюзорен, и он — голограмма.
— Матрица?
— Ну, что-то вроде того… Причем, это совершенно точно. Мы исследовали все съемки Млечного Пути с космического телеспутника. И знаешь, при приближении четкость картинки пропадает, становится всё размыто.
— Поясни… Не понял.
— Ну вот возьми фото любое: вроде картинка, а увеличиваешь — всё в мелких зернах… Так вот и там: по мере приближения все становится размыто и точках… Это, пойми, явь, а не фото…. Мы живём в голограмме вселенских масштабов… Пространство — время не является непрерывной линией. И доказательств этому всё больше… Матрица, как ты говоришь!
— Ты серьёзно? Я не совсем улавливаю, Андрюх… Не мог бы ты как-то предельно просто объяснить… В нескольких фразах саму суть?
— Саш… Объяснить могу и одной фразой. Но чтобы её понять, тебе потребуются годы.
— Ну, объясни.
— Нас реально НЕ существует!
Сатаров смотрел в глаза товарища. Почему-то после этой фразы по спине побежали мурашки. Андрей отвёл глаза и опять посмотрел в окно. Собаки не было.
— И одновременно, Саня, существует несколько реальностей. Одновременно мы можем быть в тысячах мест, с миллионами разных судеб. Одновременно… Ладно, Саш, мне в институт пора. Ты позвонишь тогда?
— Если бы мне говорил всё это кто-то другой, я бы пропустил мимо ушей… Но ты меня, Андрей, в ступор ввёл.
— Да я сам в ступоре, дружище… Доказательства всему неопровержимые! И чем дальше погружаемся — тем больше. Ладно, мне, правда, пора. Встретимся ещё.
Андрей поднялся,протягивая руку. Сатаров сглотнул слюну и протянул влажную ладонь.
***
Сатаров открыл дверь и вошёл в свою квартиру. Подойдя к мольберту, он сел напротив картины и пристально в неё уставился. Его старая сталинская квартира, оставшаяся ему от бабушки, была превращена им в мастерскую. Кругом стояли его работы. Смотря на картину, он думал о только что состоявшемся разговоре с Надей.
— Надь! Это мещанство! Ты постепенно стала очень зависима от всего материального. Ты стала как все!
— Саш! Ты о чем? На что я жить буду? А сейчас ещё кризис этот…
— Да нет, понятно… Тебе приходится вести этот бизнес. Славик учится в лучшей гимназии. Ты фактически рассталась со мной — мы живём порознь… У меня нет денег — всё ясно. Я о другом…
— А что ты предлагаешь? Бросить всё? Или заняться обслуживанием ещё и тебя? Да, Саш, ты талантлив у тебя великолепные картины… Но… много но… Чем платить за гимназию Славика? На что купить квартиру для Славика? На что сделать ремонт? Да жратьчто, в конце концов!?
— Надь, вслед за ремонтом ещё что-то понадобится. Ты вспомни, как было! Ты выходила замуж за художника… Ты была влюблена в мои картины… В меня за мольбертом. И я тебя так же любил… Почему все изменилось? Почему главным стало материальное? Ты же не была такой! Как я тебя любил…
— А сейчас, значит, не любишь???
— …Не знаю… Наверное, люблю… Но ты стала совсем другим человеком…
— Странный ты мужик, Саша. Другая баба бы с тебя три шкуры содрала за то, что мне самой приходится ребёнка растить, и бизнес вести, и хозяйство. Ещё и деньги тебе на холсты и краски давать… А ты ушёл сам — тебе так удобнее сидеть там и писать свои картины. Жил бы ты с нами — к тебе и требования были бы другие!
— Наденька… Вот подумай, сын уже скоро вырастет, он не будет уже ни в тебе ни во мне так нуждаться… И вот мы с тобой такие старые сидим тут на кухне, смотрим на дорогой ремонт, мебель нашу, за окном у нас дорогие машины. Сын где-то далеко в своей семье. И, Надя, помирать уже скоро, а жили для чего?.. Выходит, мы прожили, что бы обставлять себя комфортом, а что в итоге после нас останется? А останется лишь этот дом, ремонт и машины… И кому это нужно? Разве для этого жизнь?
— И чего ты предлагаешь? — Надя устало взглянула на него. — У меня ответственность за тебя, за сына! Не неси ерунды!.. Легко говорить, когда у меня деньги есть… Когда я от тебя ничего не требую… Пиши, Саш… Ты талантлив… У тебя потрясающие картины. Кстати, почему ты их не продаёшь?
— Художник должен писать, а не продавать. Продавать должны галеристы.
— Ну, так пусть галеристы этим займутся — предложи им!
— Это, опять же, не моя работа… Я должен писать картины — в этом моя жизнь!
Надя тяжело вздохнула, с тоской посмотрев на него. Они подошли друг к другу и обнялись. Надя ласково гладила его по спине, Саша гладил её голову.
— Мне на работу пора, Саш… Тебя подвезти?
— Нет, Наденька, не нужно, я — на маршрутке.
— Завтра придёшь? Есть-то что есть там у тебя?
— Приду… Вечерком. Да найду, что поесть… Спасибо тебе, милая. Люблю тебя очень!..
— До завтра тогда… И я тебя люблю, милый мой!..