.
.
Отпуск
I. Совет
Стас слонялся по дому и не знал чем заняться. Он уже три месяца был без работы. В его послеинститутской жизни такой длительный перерыв произошёл лишь после приезда в Америку. Тогда от обилия впечатлений у него кружилась голова. Все ему давали советы, и очень трудно было отфильтровать дельные от идиотских. Один знаток даже утверждал, что устраиваясь на работу человек себя продаёт и главное в этом деле не продешевить. Стас же долго не мог ничего найти, и после очередной безуспешной попытки рад был себя продать всё равно кому и за какие деньги. Но неожиданно нашёлся покупатель: ему позвонили из небольшой компании и предложили приехать на интервью, а когда ему предложили работу, вид у него был такой счастливый, что хозяин дал ему гораздо меньшую зарплату, чем планировал. Тем не менее, компанию это не спасло и вскоре она вышла из бизнеса.
Как раз в это время правительство штата выделило деньги для того, чтобы безработные смогли взять курсы повышения квалификации по своей специальности и Стас воспользовался этим. Однако сертификат об окончании ему не помог и с каждым днём Стас становился всё более угрюмым. Тягостное настроение передавалось и его жене Марине. Она преподавала фортепьяно, работала в основном вечером и привыкла к тому, что днём дом был в её полном распоряжении, и она никому в своих поступках не отчитывалась. Теперь же когда она куда—нибудь собиралась поехать, Стас молча наблюдал за ней. Он не задавал вопросов, но смотрел так, что она сама говорила куда направляется. Это раздражало её, и она стала убеждать мужа, чтобы он устроился на любую работу, иначе и сам свихнётся и её с ума сведёт. Стас уже и сам думал об этом, но его брат Костя был категорически против. Он считал, что человек должен делать то, что умеет иначе он не только потеряет время, но и наживёт себе депрессию.
— Да она уже началась, — сказала Марина, когда они в очередной раз решали что делать, — Стас вчера стал жаловаться на то, что я плохо готовлю.
— Так может в этом есть доля правды, — сказал Костя, незаметно ей подмигнув.
— Может и есть, только не ему судить. Он всего полгода назад выхлебал горячую воду, которую я залила чтобы отмочить кастрюлю из-под борща.
— Ты это только что выдумала, — буркнул Стас.
— У меня времени нет на выдумки. Это ты от безделья на потолок лезешь. Тебе надо побыстрей работу найти.
— Я и сам этого хочу, но быстро ничего хорошего не найдёшь.
— Бери что есть, а там видно будет.
— А вот профессиональный психолог считает, что делать надо только то, что умеешь, — Стас посмотрел на брата, — правда, Костя?
— Правда, — согласился тот.
— Что он не сможет ямы копать?—спросила Марина.
— Конечно, не сможет, — сказал Костя, — ямы копать уметь надо.
—Ну конечно, это же не на фортепьянах играть, — передразнила его Марина.
— Напрасно язвишь, я это по собственному опыту знаю.
— А ты что сам своим больным могилы роешь?
— Нет, все мои больные выздоравливают, а ямы я рыл, когда был студентом. И если ты пять минут подряд помолчишь, я тебе расскажу.
— Меня это не интересует.
— А ты послушай, может, тогда не будешь своего мужа на любую работу гнать. Когда я работал в стройотряде, нас использовали как дешёвую рабочую силу и однажды бригадир сказал, что нужно срочно поставить два столба для линии электропередач, а поскольку машина сломалась, нам придётся копать вручную. Он бы конечно справился и сам, но по технике безопасности это запрещено, и ему нужен помощник. Жребий вытащил я, и мы поехали. Звали бригадира Ван Ваныч. Он был очень словоохотливым стариканом и по дороге сказал, что на самом деле никакой срочности нет и линия эта давно уже не используется, держат же её только для того чтобы военные во время танковых учений не снесли столбы действующей линии, проходящей неподалёку. Кстати, и сломавшуюся машину, которая называется ямобур-столбостав, он тоже в состоянии отремонтировать без посторонней помощи, но ему скучно возиться в одиночестве. Он и на пенсию не уходит, только чтобы дома не сидеть, потому что делать там ему нечего — жена давно умерла, а дети разъехались.
— Сколько же вам лет? — спросил я.
— Вообще-то шестьдесят пять, — сквозь зубы пробормотал он и тут же громко добавил, — но это смотря, какая попадётся.
Вероятно, напоминание о возрасте расстроило Ван Ваныч, потому что всю остальную часть пути он молчал, а когда мы приехали, спросил, знаю ли я как правильно копать ямы. Я принял это за шутку, но он сказал:
— Если ты раньше этого не делал, то будешь телепаться два часа.
— Я вырою её гораздо быстрее, чем вы, — возразил я.
— Спорим на литр водки, — предложил он.
Мы так и сделали и разошлись по своим объектам. Я решил выкопать свою яму такой же, как её делает машина — по диаметру чуть больше столба. Ван Ваныч стал рыть свою, такой же ширины, но длиной со штык лопаты. Пока он снял дёрн, я успел прокопать вглубь полметра. Затем стало происходить что-то очень странное. Я продолжал интенсивно рыть землю, но чем больше углублялся, тем менее продуктивной становилась моя работа, и с каждым следущим захватом я вынимал всё меньше и меньше земли. Было мне тогда девятнадцать лет, я был здоров как бык, также самоуверен и настолько же умён. Я не хотел признаваться, что не прав. Между тем Ван Ваныч закончил свою яму, подошёл ко мне, сел на землю и закурил. Он ничего не говорил, но, в конце концов, я должен был сделать тоже, что и он — выкопать длинную канаву и ступеньками увеличивать её глубину с одного конца до другого. Вот с тех пор я и понял, что любая работа требует квалификации. И если твой муж умеет инженерить, он обязательно что-нибудь найдёт. Ты его только не торопи, вы же с голоду не умираете. Сейчас конец года, обычно компании в это время на работу не нанимают, а поскольку и у твоих учеников каникулы, я вам советую отдохнуть. Езжайте на Казумель (1). Жить вы можете в моём доме, а всё остальное я вам оплачу. Это будет мой новогодний подарок. Конечно, настроение для отпуска у вас неподходящее, но когда Стас выйдет на работу, вы уже отдыхать не сможете, так что пользуйтесь моментом. Я вам возьму билеты на самолёт, дам деньги на питание и арендую машину.
— А машину-то зачем? — спросил Стас.
— Там самый лучший пляж со стороны Канкуна, это минут десять езды. К тому же если вы захотите посмотреть, как жили инки, сможете съездить на раскопки.
***
В аэропорт они приехали заранее, но стюардесса сказала, что поскольку их билеты были куплены в последний момент, места у них пока ещё нет. Затем она отвернулась и стала печатать на киборде с таким видом, будто каждым пальцем пыталась проткнуть злейшего врага. От своего занятия она отрывалась лишь для того, чтобы объявить пассажирам, желающим перейти из общего салона в первый класс, сколько это будет стоить. Желающих не нашлось и перед самой посадкой, перестав воевать с компьютером, она подозвала Бегунов и дала им места в первом классе.
— Интересно, почему она держала билеты до последнего момента, — сказала Марина.
— Наверно, когда Костя их покупал, на этот рейс остались только места первого класса и их продали за обычную цену, а перед самым вылетом компания попыталась получить хоть что-нибудь, но поскольку никто платить не захотел их оставили нам.
— Так может, и на обратном пути мы полетим как VIP.
— Может, но пока надо воспользоваться тем, что есть, — сказал Стас. Затем он раскинулся на кресле и заказал «Кровавую Мери». Его подкупало не только то, что напитки в первом классе были бесплатными, но и то, что стюардессы улыбались первоклассникам гораздо дружелюбнее, чем остальным пассажирам. К концу полёта Стас перепробовал все коктейли по нескольку раз и был в прекрасном настроении.
II. Аренда машины
В офис компании по аренде машин он зашёл, чуть покачиваясь и благодушно улыбаясь. Посетителей там не было. Он заполнил документы, показал паспорт и протянул руку за ключами, но клерк сказал, что машина, которую они собираются взять, маленькая, ездить на ней неудобно и он советует поменять её на что-нибудь получше тем более, что и им придётся доплатить за это всего несколько долларов.
— Сколько именно? — спросил Стас.
— Это зависит от того, что вы хотите, но если учесть что отпуск бывает раз в году, то стоит взять действительно роскошную машину, которая обойдётся всего на $250 дороже.
— Это получается несколько десятков в день. Nada amigo. Я уж возьму ту, которую заказал. Ездить я буду мало, комплекция у нас с женой тоже не Гулливеровская, уместимся.
— Конечно, уместитесь, но ведь удовольствие дороже денег, оно не только улучшает настроение, но и продлевает жизнь. И если вы упустите такую возможность, то она уже не повторится, а вы будете жалеть, что из-за каких-то двух сотен лишили себя кайфа.
— Да вы что, мне вся аренда стоит $170, к тому же я недавно потерял работу и не могу роскошествовать. Вот когда у меня будет миллион, тогда другое дело.
— Тогда и мерседес вам не будет в новинку, а если вы возьмёте его сейчас, то будете вспоминать об этом всю жизнь. Представьте себя лет через пятьдесят, когда вы в очень почтенном возрасте будете сидеть на берегу Карибского моря во дворе собственной виллы и думать как в молодости катались на мерседесе.
— Представил, очень приятно.
— Так в чём же дело!
— Nada amigo.
— Ну, что ж, может вы и правы. Транжирить деньги нельзя, особенно если их нет в наличии. А откуда вы приехали?
— Из Миннесоты.
— Кажется это на границе с Канадой.
— Да.
— Вам повезло. У нас есть специальная скидка для штатов, находящихся севернее 34 широты. Дайте-ка я посмотрю. Да, точно. Всего за сто пятьдесят дополнительных долларов вы можете взять ту же машину, с теми же прибамбасами.
— Действительно, заманчиво,, но ездить я буду мало и затраченные деньги не окуплю.
В это время в офис зашёл посетитель и встал рядом со стойкой, дожидаясь своей очереди.
— Да вы только подумайте, в машине которую вы собираетесь взять нет никакой автоматики, даже окна надо открывать вручную. Вы уж наверно забыли, как это делается.
— Вот кстати и вспомню. Сделаю фотографию, потом буду внукам показывать. Поехал, скажу, отдыхать в банановую республику, а там мне такие допотопные машины предлагали, что у них боковые стёкла поднимались и опускались с помощью ворота, как ведро в колодце.
Работник компании глазом не моргнул. Деньги, которые он хотел получить, сдав в аренду более дорогую машину, для него были важнее язвительных замечаний о его родине. Глядя в глаза Стаса, он сказал:
— Это правильно, дети должны знать историю, да и вы хорошо делаете, что живёте по средствам. Я тоже не люблю жить в долг и транжирить деньги. Мы с вами родственные души. Я, пожалуй, запишу вас своим племянником и как ближайшему родственнику дам скидку в $50, так что вам придётся доплатить всего $100.
— Знаете что, дядюшка, лучше дайте эти деньги мне, а я уж ими сам распоряжусь.
Посетитель, недавно вошедший в агенство и нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу, сделал шаг вперёд, надесь что на этом уговоры закончатся, но клерк притворившись, что вспомнил что-то очень важное воскликнул:
— А как вы сюда приехали из своей заснеженной Миннесоты с десятью тысячами озёр?
Мужчина, ждавший своей очереди, даже крякнул от нетерпения, а Стас ответил:
— На плоту, как Тур Хеердал. Может вы слышали, был такой учёный. Он хотел доказать справедливость своей теории и переплыл океан на плоту, ну а поскольку мы с женой ничего доказывать не собирались то переплыли только часть океана.
— Ха—ха—ха. Это вы конечно пошутили?
— Конечно.
— А на самом деле вы ведь прилетели на самолёте?
— Да.
— Какой компании?
— Той единственной, которая летает из нашего штата на ваш остров.
— Так что же вы раньше не сказали! У нас с ними есть специальное соглашение, и мы можем дать вам скидку на машины высшего класса. Доплатив пятьдесят долларов, вы получите машину, которая всем остальным туристам стоит на—а—амного дороже.
— Отлично, я буду это иметь ввиду, когда прилечу к вам в следущий раз, а сейчас всё-таки возьму ту, которую заказал, она, знаете ли, дешевле.
— Ну, как хотите, ваше дело. А у вас страховка есть?
— Конечно.
— Нет, я имею в виду настоящую страховку. Ведь если вы разобьёте машину, то пока её будут ремонтировать, вам придётся арендовать другую, а я вам предлагаю такую страховку, при которой вам другую машину дадут бесплатно. Всего за $25. Вот, здесь всё подробно написано, посмотрите. — Он достал лист бумаги, запечатанный в твёрдую прозрачную обложку и пододвинул Стасу. Там маркером были отмечены основные пункты. Стас не глядя, вернул документы и сказал:
— Я надеюсь, что со мной ничего не случится.
— Ну что ж, ваша машина стоит в конце парковки, — натянуто улыбаясь сказал клерк, — вот ключи, а вот схема автомобиля, отметьте на ней все царапины, завизируйте у механика и верните мне, — он с трудом удержался, чтобы не швырнуть всё это в лицо Стасу.
— Что ты его так долго слушал, — спросила Марина, когда они вышли на улицу.
— Хотел посмотреть как работают сейлсмены.
— Посмотрел?
— Да.
— Понравилось?
— Нет.
— Почему?
— Этот тип не чувствует, когда надо остановиться. Я подозреваю, что он не может отличить безнадёжного клиента от многообещающего.
— А ты можешь?
— Во всяком случае, я бы на его месте не стал тратить усилия ни на себя, ни на того мужика, который стоял за нами.
Они подошли к своей машине, внимательно осмотрели её, отметили на чертеже все царапины, заверили чертёж у механика и вернулись в офис. В это время единственный посетитель агенства отчаянно жестикулируя орал, что ему некогда, что он, так—растак—и—разэтак хочет получить ту машину, которую заказывал и если ему сейчас же её не дадут он разнесёт всю контору в щепки.
— Что вы горячитесь, я только хотел вам помочь, — оправдывался клерк.
— Засунь эту помощь себе в задницу, сучий потрох. Я сам в состоянии решить, что мне нужно.
— Вот вам ключи и чертёж, отметьте, пожалуйста, на нём все царапины, завизируйте у механика и верните мне, — сказал клерк заученно. Улыбки на его лице не было.
III.Калинка.
На пляже Стас долго не мог оторвать взгляда от моря, а вместе с безоблачным небом, песчаным пляжем и пальмами оно представляло собой удивительную картину. Он хотел вобрать в себя все её оттенки, а когда в небе появился парашютист, Стас даже охнул от зависти. Впервые он увидел людей, занимающихся парасейлингом в Миннесоте. Там любителей катания на парашюте буксировал катер, а летали они над рекой. Стас сразу же захотел освоить этот вид спорта, но Марина была категорически против. Она считала, что парасейлинг слишком дорогое и очень опасное удовольствие.
— Оно не более опасно, чем самолёт.
— Во-первых, мы без него не можем обойтись, а во-вторых, при аварии самолёта никто не выживает. Если же откажет парашют, то ты можешь упасть и остаться калекой, и мне всю жизнь придётся ухаживать за инвалидом, а такая перспектива мне совсем не улыбается. Я и так устала за тобой ухаживать.
— В чём же заключается твой уход? — спросил Стас и в ответ услышал тираду, надолго отбившую у него всякое любопытство. Тем не менее, он продолжал мечтать, что в один прекрасный день поднимется в небо. Это было не только стремление полетать, но и желание преодолеть боязнь высоты, которой он страдал с детства. И теперь он с завистью наблюдал за парашютистом. Марина проследила за его взглядом и сказала:
— Даже и не думай. Лучше посмотри, какие здесь красивые женщины.
Стас мельком взглянул на сидевшую рядом девушку в двойном купальнике. Верхняя часть этого купальника отсутствовала, а нижняя представляла собой еле заметную ниточку. Затем он перевёл взгляд на небо и ответил:
— У тебя всё это гораздо лучше
Марина улыбнулась, а он добавил, — и главное, доступнее.
— Ты так думаешь, — сказала она, — я тебе покажу, как ты ошибаешься, ты у меня каждый доступ будешь на коленях вымаливать.
Стас опустился на колени, подполз к Марине, схватил её за ноги и повалил на песок.
— Ты что делаешь, сумашедший! Прекрати, — отбиваясь, крикнула она.
— Не прекращу, я на коленях вымолил, ты мне только что обещала.
— Отпусти, нас арестуют за аморалку!
— Это тебе не Америка, мексиканцы люди эмоциональные, если им понравится, они ещё и на бис вызовут.
— Отпусти.
— А ты меня больше не заставишь каждый доступ на коленях вымаливать?
— Нет.
— Обещаешь?
— Да, обещаю, отпусти.
Стас отпустил, Марина поднялась и, стряхнув песок, сказала:
— Тебе срочно надо выходить на любую работу, а то ты с жиру бесишься.
Вечером они пошли в зарезервированный Костей ресторан. Это оказалось небольшое, уютное заведение с весьма изысканной кухней и ансамблем из трёх человек. Сыграв несколько популярных песен, оркестр начал переходить от одного столика к другому, выполняя заказы посетителей. Испанцам пели испанские песни, французам — французские, жителям эмиратов — арабские. Певец, казалось, знал всё, а люди слушая родную, хорошо знакомую мелодию, подпевали, давая потом щедрые чаевые. Остановился артист и около Бегунов. Был он среднего роста, в сомбреро с огромными полями и национальной мексиканской одежде. Стасу его лицо показалось знакомым, но припомнить где они встречались он не успел, потому что, разыгрывая из себя рубаху-парня певец спросил:
— А вы откуда, ребята?
— Мы — американцы, — выставив грудь далеко вперёд ответила Марина.
— И что же вы хотите услышать?
— Yesterday, — сказал Стас.
— Это же Битлз.
— Ну, тогда что угодно, на ваше усмотрение.
— Хорошо, — ответил певец и сделал своим помощникам знак. Оркестр заиграл гимн Америки, но Бегуны молчали. Слов они не знали, а мелодию помнили весьма приблизительно.
— Что же вы не подпевали? — спросил солист, окончив один куплет.
— Мы не совсем американцы, — объяснил Стас, — мы, конечно, живем в Америке, но мы — евреи.
— Так бы сразу и сказали, — кивнул певец и запел что-то совершенно им неизвестное.
Бегуны напряжённо вслушивались, пытаясь определить, что именно и на каком языке исполняется и только по недовольному покачиванию тюрбанов за соседним столиком догадались, что это гимн Израиля. Стасу стало стыдно собственного невежества, и он опустил глаза.
— Что с вами, ребята? — спросил певец.
Марина ответила, что они, конечно, евреи и живут в Америке, но эмигрировали из России.
— Отлично, — не моргнув глазом, сказал артист и затянул «Калинку». Эту песню Бегуны знали очень хорошо, но желания подпевать у них не было. Певец же, не ограничиваясь одним куплетом, исполнил её до конца, да так здорово, что ему аплодировал весь ресторан. Лишь Марина и Стас сидели с пасмурными физиономиями. Дав исполнителю чаевые они с нетерпением ждали, когда он перейдёт к следущему столику, но он взял деньги, положил их в карман и по-русски сказал:
— Спасибо, ребята.
— Сукин ты сын, — не удержался Стас, — зачем ты разыгрывал перед нами эту комедию.
— Это не комедия, а трагедия, — возразил тот, — видите, я хожу как клоун в этом наряде и называю себя Педро Санчес. На самом деле меня зовут Пётр Сайкин, но в Америке для своих клиентов я Пит Саймон. У меня, как говорили о Дантесе, три имени и два отечества.
Стас не знал смеяться ему или плакать, а Марина пригласила Петра за свой столик. Во время перерыва Сайкин с женой подсел к ним, и, не дожидаясь вопросов, рассказал, что подрабатывал на свадьбах и юбилеях ещё в Советском Союзе, оттуда же он привёз большую часть своего репертуара. Последние несколько лет он регулярно приезжает на Казумель. Живёт он в соседнем с Бегунами доме, а купаться ездит на тот же пляж что и они.
— А здесь какие-нибудь достопримечательности есть? — спросила Марина.
— Самое интересное это, конечно, море и пляж, но кроме того сохранились древние индейские поселения. Они находятся всего в часе езды.
— Поедем? — спросила Марина мужа.
— Жалко в такую погоду в машине трястись.
— Я могу составить вам компанию, — сказала Петина жена.
На следущий день, проводив женщин, Стас пошёл к хозяевам парасейлинга. После двухминутного вводного курса его привязали к парашюту, он пробежал несколько шагов и оказался в воздухе. В первый момент ему показалось, что стропила запутались, и он хотел вынуть их из крюка, но его попытки оказались неудачными, а когда он поднялся достаточно высоко, то решил, что если ничего плохого не произошло, то лучше оставить всё как есть. Впоследствии он узнал, что если бы ему удалось вынуть стропила, то полёт его окончился бы именно так, как опасалась Марина.
Когда Стас оказался над морем, страх отступил, и его охватила необъяснимая радость. Он был в воздухе, он летел! Впервые он видел Землю с высоты птичьего полёта, и это было удивительное чувство. Недаром он так стремился вверх. Он стал играть кольцами и парашют послушно уходил то вправо, то влево. Ему было обидно, что Петя не мог его сфотографировать. Ему нечего будет предъявить друзьям кроме описания своих ощущений.
Вернувшись из поездки, Марина спросила:
— Ну как тебе парасейлинг?
Стас даже не удивился. Слишком уж она хорошо его знала. Скорее всего она и уехала лишь для того чтобы дать ему возможность осуществить свою давнюю мечту.
— Это ни с чем не сравнимо, — ответил он, — попробуй, я уверен, что тебе тоже понравится. Это как… как оргазм в воздухе.
— Так у тебя теперь новая сексуальная ориентация?
— Я тебе докажу, что ты ошибаешься.
— Пожалуйста не здесь, — сказал Петя.
- IV. Уроки танцев.
Марина со Стасом в первый же день пошли на пляж, находившийся рядом с отелем. Границы отеля можно было определить по лежакам и пальмам и те, кто обладал законным правом пользоваться ими, носили пластиковые браслеты вокруг запястья. У Марины и Стаса таких браслетов не было, но всё равно они заняли лежаки. Убедившись, что их никто не трогает, они почувствовали себя более уверенно и на следущий день вместе с Петей и его женой пошли гулять по территории курорта. Там была цепь сообщающихся бассейнов и почти в каждом из них бар, к которому можно было подплыть и сев на каменный стул, находящийся в воде, заказать коктейль. Доступ к бару был и с суши, но Бегуны, как незаконные посетители, права на бесплатные напитки не имели. Между тем заиграла музыка, и молодой человек в форме работника отеля объявил, что он будет вести уроки танцев. Зовут его Педро, и он приглашает всех желающих научиться самым популярным в мире латиноамериканским танцам. К нему подошло четыре женщины разных возрастов и девочка лет шести. Бегуны тоже оказались неподалёку. Педро сразу заметил, что у них на запястье не было синего пластикого браслета, но ему нужны были ученики и он пригласил их в круг.
Отдыхающими в основном были американцы. Они вели себя здесь гораздо более раскованно, чем на родине. Учитель танцев выстроил их в ряд и стал показывать отдельные элементы, а потом несколько раз заставил повторить эти элементы под музыку. Затем он разбил всех на пары, взял себе в партнёрши девочку и стал её кружить, очень ловко используя полотенце для придания большего эффекта. Со стороны это выглядело как хорошо отрепетированный балетный номер, а лицо девочки выражало полнейший восторг. Когда разучили следущие движения и все вновь встали парами, девочку позвала мать и стала что-то ей говорить. Педро, оказавшись без партнёрши, подбежал к отцу девочки и потянул его в круг. Тот начал отбиваться, а женщины-ученицы поощряя его, захлопали в ладоши. К этому моменту вернулась девочка. Учитель танцев подвёл её к отцу и включил музыку. Девочка, уже освоившая движения, заставила его двигаться в ритм. Мать, наблюдая за ними, хлопала в ладоши. Педро подтанцевал к ней и взяв за руку, попытался поднять с лежака. Она начала сопротивляться и Педро, сделав вид, что потерял равновесие, упал на неё. Все захохотали, а он громче всех. Вставать при этом он не торопился. Впрочем, женщина его и не подгоняла. Отец девочки смотрел на всё происходящее удивлёнными глазами — он уже давно не видел жену в таком хорошем настроении.
Когда стали разучивать следущий элемент танца, мать девочки уже старательно повторяла движения учителя. Она была жительницей Миннесоты, пуританкой и недотрогой и у себя дома пристальный взгляд считала сексуальным домогательством, но здесь под тёплым Южным солнцем растаяла и когда включили музыку, в объятиях Педро почти не сбивалась с ритма.
— Главное, — говорил он, — двигайтесь синхронно, для этого надо крепко прижаться друг к другу, как я и моя партнёрша. Тогда вы не будете наступать друг другу на ноги, и толкать других танцующих. Вот так, правильно, отлично, молодцы. Я вижу, все вы хорошо усвоили материал первого урока, молодцы. Сегодня мы на этом закончим, но это только часть нашей программы. Для того чтобы освоить её всю вы должны практиковаться каждый день. Приходите сюда завтра в это же время, и мы продолжим.
Бегуны приняли приглашение Педро и брали его уроки почти ежедневно. Каждый раз они встречали там девочку с родителями, и видели, как вся семья разучивала латиноамериканские танцы.
V. Секьюрити в аэропорту.
Последний день их пребывания в Мексике был омрачён известием о том, что в Испании террористы похитили самолёт и требовали выпустить из тюрьмы своих товарищей. Руководство аэропорта срочно усилило секьюрити и на работу были приняты студенты, которые должны были создать иллюзию полной безопасности. Им наскоро объяснили как нужно проводить проверку пассажиров и выпустили охранять аэропорт от возможной диверсии. Молодые люди щеголяли в новенькой форме, не подозревая, что Америку сотрясают дебаты о том, допустимы ли эти проверки с точки зрения права каждого гражданина на privacy* (личную неприкосновенность).
За час до начала посадки объявили, что рейсы Казумель—Миннеаполис и Казумель — Мехико откладываются. Жители Миннесоты, уже готовые занять свои места в салоне, разочарованно вздохнули. Возможно, они не очень расстроились, узнав, что ещё какое-то время пробудут в тёплом климате и не увидят снега. Мексиканцы же, направлявшиеся в свою столицу и сидевшие около соседних ворот, недовольно засвистели и затопали ногами.
— Вероятно, после теракта технические службы готовят машины гораздо тщательнее чем обычно, — подумал Стас и посмотрел на людей, сидевших рядом — мужчину, женщину и девочку, которые вместе с ним брали уроки танцев, — значит, я был прав, они тоже из Миннесоты.
После длительного ожидания диктор вновь объявил, что оба рейса откладываются и опять пассажиры американского самолёта обречённо вздохнули, а мексиканцы встретили объявление свистом, криками и топаньем.
Рейсы откладывали несколько раз, и каждый раз реакция пассажиров была одинаковой: жители Севера вздыхали, а темпераментные южане свистели и топали. Правда, казалось, что мексиканцы делали это по инерции, только для того чтобы напомнить о себе руководству аэтопорта. Наконец, после очередной отсрочки объявили, что авиакомпания предлагает пассажирам бесплатный обед в ближайшем ресторане аэровокзала. Жители Миннеаполиса радостно встретили эту новость и с обстоятельностью северных медведей стали готовиться к приёму пищи. Мексиканцы же, едва дослушав объявление, крича и улюлюкая, бросились в ресторан. В очереди они, естественно, оказались первыми.
После еды многие постарались устроиться поудобнее и поспать. Кафе закрылись, шумы стихли, и никто пассажиров не беспокоил. Под утро объявили, что самолёты готовы к вылету и посадка начнётся через десять минут. Американцы стали аплодировать, а мексиканцы встретили объявление диким свистом и таким топотом, что пол стал ходить ходуном. Стас с перепугу вспомнил хрестоматийную историю про резонанс, когда частота шага марширующих солдат совпала с частотой собственных колебаний моста и строение обрушилось. Теперь под угрозой оказалось здание аэропорта, но говорить про это беснующимся людям было бессмысленно — никакая сила остановить их не могла и значит, их собственная жизнь оказалась в большей опасности, чем, если бы ей угрожали террористы.
На сей раз никто не предлагал пассажирам, направляющимся в Миннеаполис и желающим получить более удобные места, заплатить и пересесть в салон первого класса. Понятно было, что после всех промедлений желающих не найдётся, и Бегуны вновь рассчитывали лететь со всеми удобствами, но им предложили места у аварийного выхода в середине салона самолёта. Это тоже было гораздо лучше, чем в любом другом месте, потому что перед аварийным выходом расстояние между рядами было гораздо больше обычного и сидя в стандартном кресле можно было удобно вытянуть ноги. Правда, за это в критической ситуации нужно было открыть аварийную дверь и помогать остальным пассажирам выйти. Также желательно было бодрствовать во время полёта, чтобы начать действовать по первому сигналу тревоги.
Перечислив эти правила, стюардесса сказала, что если Бегуны согласны, то должны расписаться в специальном документе и пройти дополнительную проверку. Марина и Стас согласились, и стюардесса направила их к группе молодых людей, которые, казалось, очень гордились своей новенькой формой. Стас подошёл к одной из девушек. В течении нескольких минут она добросовестно проверяла его с головы до ног. Не зная, как это делают профессионалы, она всё время стояла к нему лицом, а поскольку была гораздо ниже его, прощупывая его одежду на спине, довольно плотно к нему прижалась. Не обнаружив ничего подозрительного, она разрешила ему идти в салон. Вместо этого он подбежал к другой охраннице и, расставив в сторону руки и ноги, всем своим видом показал, что готов к ещё одной добровольной проверке. Девушки переглянулись, а он скосил взгляд на жену, но Марина не обращала на него внимания. Её очень обстоятельно проверял высокий, хорошо сложенный молодой брюнет. Она при этом задумчиво смотрела в какую-то потустороннюю даль и по лицу её гуляла блаженная улыбка. Физиономия Стаса вытянулась. Он взял чемоданы и пошёл в самолёт. Там с расстройства он стал крутить ручку аварийной двери, но стюардесса остановила его, сказав, что практические занятия в самолёте не предусмотрены, а если он действительно хочет узнать, как работает аварийный выход, то может посмотреть специальную брошюрку. Когда пришла жена, он спросил:
— Ну что, нашли у тебя криминал под платьем?
— Нет, всё что там есть, принадлежит мне с рождения. А что ты делаешь?
— Отрабатываю наши места, — сказал он, показывая брошюру. Говорить ему не хотелось, и он погрузился в чтение. Было оно скучным и неинтересным, и с трудом дочитав до конца, Стас заснул.
Снилось ему, что он с Мариной оказался на вечеринке. Там среди прочих приглашённых были и работники секьюрити аэропорта. Он несколько раз танцевал с девушкой, проверявшей его перед посадкой. Почувствовав, что она не прочь уединиться, он пригласил её погулять. Обнявшись, они пошли к дальней беседке, а когда приблизились, услышали женский голос, в котором Стас сразу же узнал голос жены. Слов разобрать было нельзя, но интонация явно свидетельствовала, что Марина ждала от своего партнёра решительных действий. Тот же, судя по всему, не торопился. Стас повернулся к своей спутнице и приложил палец к губам, желая узнать, кому же Марина так благоволит, но её собеседник издавал только невразумительные междометия. Наконец, Марина довольно громко сказала:
— Не думала, что ты такой …, — последнего слова Стас разобрать не мог, но смысл выражения был абсолюно ясен. Его жена предлагала свою любовь, а этот тип отказывался!
В нём взыграло и уязвлённое самолюбие, и возмущение тем, что Марину отвергли и ещё какие-то противоречивые чувства, и он сквозь кусты рванулся в беседку. Раздвигая их с бешеной силой, он пытался прорваться внутрь. Через несколько секунд отчаянной борьбы он оказался внутри, но Марина уже была одна. Положив руку ему на лоб, она сказала:
— Успокойся.
Он открыл глаза и уставился на неё бессмысленным взглядом.
— В чём дело? — спросила она.
— Мне какая-то чушь снилась.
— Расскажи.
— Говорю же чушь.
— Всё равно расскажи.
— Ладно, — согласился он и рассказал о своих приключениях в царстве Морфея.
Марина захохотала.
— Ты что? — удивился он.
— Это всё из-за праздности. Ты никогда не был ревнивым, а теперь ведёшь себя глупее Отелло. Я ведь видела, как ты таял, когда тебя общупывала охранница, и я специально сказала своему проверяющему, чтобы он досматривал меня более основательно.
—Ты же не знаешь испанского.
—Зато этот мальчик знает английский, и если ты это не понял, тебе необходимо срочно выходить на работу хотя бы для того чтобы твои мозги не заржавели
— Наверно ты права, — согласился Стас, — я пожалуй пойду в секьюрити. Работа там не пыльная, квалификации особой не требует. Буду искать у женщин секретное оружие. Это ведь не ямы копать. А если попросят, стану их досматривать более основательно. Я английский знаю не хуже этого мексиканца.
— Иди, сэкономишь на парасейлинге. Тогда тебе даже в воздух не придётся подниматься, чтобы оргазм испытать.
Парикмахер
Вечер встречи уже начался, и на сцене сменяя один другого, новых эмигрантов приветствовали отцы города Миннеаполиса. Вне зависимости от своей партийной принадлежности они обещали свою помощь, пытаясь завоевать симпатию будущих избирателей. Сеня и его жена как обычно опоздали. Они прошли к столу и заняли свои места. Артур и Георгий сказали им, что они ничего не потеряли, даже закуску ещё не принесли.
После политических деятелей стали выступать спонсоры. Они хвалили Миннесоту, подчеркивая, что здесь низкий уровень безработицы, очень удобно воспитывать детей и много стимулов для развития собственного бизнеса. Недаром по оценке журнала «Таймс» Миннеаполис в прошлом году занял первое место по уровню жизни в Америке.
— Надо же как все они любят наш штат, — сказал Артур ни к кому не обращаясь, — только сами почему — то на зиму уезжают во Флориду, а дети их скорее всего обосновались в Нью Йорке.
— Какая разница, Арик, — пожал плечами Георгий, — они организовали сегодняшний обед, да и на другие мероприятия дают деньги, это самое главное.
— Мне никто ничего не давал, — возразил Артур.
— Значит, плохо просил, а мне один из них отдал под парикмахерскую закуток в своём магазине.
— Кто?
— Вон тот лысый в первом ряду. Его зовут Джонатан.
— Там несколько лысых.
— Самый пижонистый, в костюме от Версаче.
— Да как же я отсюда разгляжу, в каком он костюме?
— Потом разглядишь. Он сегодня ещё будет выступать. Так вот он в качестве арендной платы попросил меня сказать пару слов от имени эмигрантов.
— Значит, ты будешь петь под его дудку?
— Почему буду, я уже пропел, причём несколько раз, а он мою песню одобрил и с удовольствием подпевал.
Сеня и Артур вопросительно посмотрели на Георгия.
— Я не хочу предвосхищать события, вы всё увидите сами.
— Скоро?
— Лучший номер всегда приберегают под занавес, так что мы с Джонатаном будем выступать в конце.
Действительно, когда высказались политические деятели и бизнесмены, ведущий вызвал на сцену Георгия. На ломаном английском языке он поблагодарил организаторов встречи и сказал, что бывшие граждане Советского Союза привезли с собой опыт работы в самых разных областях, и своим трудом будут способствовать процветанию Миннесоты. Например, он, Георгий Перельман, скоро откроет здесь свою парикмахерскую.
— Что вас заставило сюда приехать? — спросил его Джонатан.
— Там где мы жили, частная собственность была запрещена, я работал в государственной парикмахерской и получал такую же зарплату как и люди, значительно уступавшие мне по квалификации.
— А какова была ваша квалификация?
— Я несколько раз завоёвывал «Золотые ножницы» на всесоюзных конкурсах, но у меня не было ни элитной клиентуры, ни собственной мастерской, лишь иногда ко мне заходили отставные генералы, но и те были уже лысые так что я стриг их со скидкой – две генеральские головы за цену одной сержантской. Это совсем не то, что я хотел бы делать и на что был способен.
— На что же вы способны?
— Я вам сейчас это покажу, — ответил Георгий, и, не торопясь повесил на подиум часы. Затем он привязал к стулу воздушный шар, который заранее прихватил с собой, достал опасную бритву, установил стрелки часов на 12:00 и сказал: «Засекайте время, господа». После этого он намылил воздушный шар и начал его брить, ловко вытирая мыло о полотенце. Сняв последний пузырёк, Георгий поднял воздушный шар и покрутил его, показывая, что там не осталось ни одной мыльной капли.
— Может, кто-нибудь хочет повторить? — спросил он, подождав пока закончатся аплодисменты. Желающих не нашлось, тогда он поднёс опасную бритву к шару и чуть заметно дотронулся до него. Шар лопнул и после очередных аплодисментов один из сидевших в президиуме спросил:
— Какие у вас планы на будущее?
— Я хочу стать личным парикмахером Американского президента.
— Почему именно президента?
— Потому что он является лицом страны и это лицо должно быть гладко выбрито и красиво пострижено, а я делаю это лучше других.
— Но ваши услуги понадобятся нашему президенту в лучшем случае раз в неделю.
— Остальное время я буду тренироваться на сенаторах, конгрессменах и прочих представителях элиты.
— А когда президента переизберут?
— Буду стричь следущего. Волосы растут у всех.
— У меня не растут, — возразил Джонатан, показывая всем свою лысину. Георгий подошёл к нему, внимательно изучил его бритую голову и сказал, — вы себя недооцениваете. Тут у вас ещё кое-что осталось, — и постучал указательным пальцем по виску. По залу прошёл смешок. — Если вы будете свои волосы удобрять, то месяца через три я вам сделаю хорошую причёску.
— Кому нужны волосы при такой фигуре как у меня, — возразил Джонатан и сначала похлопал себя по небольшому животику, а потом согнул руку в локте и, повернувшись полубоком к залу, сжал кулак как это делают культуристы на своих конкурсах красоты, но если у него где-то и сохранились мускулы, то под хорошо подогнанным костюмом их видно не было.
— Вы правы, — согласился Георгий, собрал свои инструменты и вернулся за стол.
— Этот лысый тоже из Одессы приехал? – спросил Артур.
— Нет, он здесь с рожденья, его родители из Одессы. Они меня с ним и познакомили.
— Так он действительно не будет брать с тебя денег за аренду?
— Нет, но мне надо привести помещение в порядок и если вы мне поможете, я вас за это бесплатно постригу. Увидите, как работает личный парикмахер президента.
— А если его стрижёт жена и он получает от этого удовольствие, ну скажем как мужчина, который предпочитает есть то, что приготовила любимая женщина? Ведь может такое случиться, особенно если у его жены руки нежные и ласковые, а стрижёт она с любовью.
— Чувствуется, что у тебя самого это семейная традиция, но у президентов всё по-другому. К тому же ласковыми руками и любовью надо заниматься в специально отведённых местах, а стричься желательно у мастера, который делает фирменную причёску, — возразил Жора.
— Тогда, чтобы всё соответствовало твоей причёске, требуется одежда от Армани и обувь от Версаче, — вступила в разговор Вера.
— Правильно, требуется, но если вы не можете позволить себе Армани и Версаче, то хотя бы прилично постригитесь.
— А президент разрешит? — спросила Вера.
— Я его попрошу, — серьёзно ответил Георгий.
— Ты действительно считаешь, что твои мечты сбудутся? — сказал Артур.
— Конечно, я готов поставить сто против одного, но не хочу вас обкрадывать.
— Обкрадывай, я готов, — ответил Сеня, — ставлю $10 против твоей $1000, Арик свидетель.
— Согласен, приезжай ко мне с деньгами лет через пять. Я предъявлю тебе вещественные доказательства.
***
Когда Сеню пригласили на интервью, он позвонил Перельману.
— Приходи вместе с женой, — сказал тот.
— Зачем?
— Я вам кое — что покажу.
Вера идти не хотела. Ей было лень переодеваться и приводить себя в порядок. Ещё меньше ей хотелось притворяться и выражать восторг от работы Георгия, ведь она считала, что он приглашает её именно для этого. Сеня убеждал жену рассматривать свой визит как бесплатный мастер класс и когда она, в конце концов, согласилась, он был совершенно вымотан. Увидев его, Жора сказал:
— Садись и не куксись, иначе причёска получится такая же сердитая. Я художник и создаю картину, соответствующую выражению твоего лица, а ты своей кислой физиономией настраиваешь меня на трагедию. К тому же если ты своим настроением заразишь и меня, я буду плохо работать и всего тебя вымажу.
— Чем вымажешь?
— Видишь, уже заразил. Я даже не сказал, что сначала тебя надо покрасить. Собственно, для этого я и пригласил вас обоих.
— Покрасить?! – удивилась Вера.
— Да, чтобы он выглядел моложе.
— Я ведь инженер, — сказал Сеня, — и работать Казановой не собираюсь.
— Сколько тебе лет?
— Какая разница.
— Вот видишь, ты не хочешь говорить, потому что чувствуешь свой недостаток. И правильно, на месте хозяина я тоже нанял бы более молодого работника.
— А я бы нанял более квалифицированного.
— А если бы они были одной квалификации?
— Тогда того, кто согласен на меньшую зарплату.
— А при одинаковой зарплате?
— Того кто мне больше понравится.
— Вот поэтому тебе и надо хорошо выглядеть. А когда я тебя покрашу, ты будешь чувствовать себя моложе и привлекательнее, и жена будет тебя крепче любить. Правда, Вера?
— Нет, — возразила Вера, — не буду, всё равно он лучше меня никого не найдёт.
— Конечно, не найдёт. Ещё удивительно, что ты сама от него не ушла.
— Периодически уходит, — сказал Сеня, — когда мы с ней ссоримся, она говорит, что пойдёт туда, где её любят и ждут, и пропадает неизвестно куда и неизвестно на сколько.
— А ты?
— А что я? С такой стрижкой да ещё непокрашенный я только и могу сидеть дома и ждать, пока она вернётся. В общем, я согласен, крась, тогда мы поменяемся с ней ролями.
— А ты? – он повернулся к Вере, — ты согласна? — Она молчала.
— Значит, согласна, но я сделаю это только один раз, потом красить придётся тебе, причём регулярно. Ведь нельзя же людям показывать, что молодость твоего мужа из бутылки.
Вера ничего не ответила, и Георгий приступил к работе. Когда всё было закончено, Сеня посмотрел на себя в зеркало и засмеялся. Оттуда на него глядел человек, очень напоминавший его самого, но не того, который зашёл сюда полтора часа назад, а его сына или, по крайней мере младшего брата. Веру тоже удивила произошедшая перемена, но, не желая показывать этого, она придирчиво осмотрела причёску мужа и сказала:
— Я нашла у Сени седой волос.
— Не может быть, а ну-ка покажи, — потребовал Георгий.
— Вот, — она указала на волос, торчавший у Сени чуть ли не посередине лба.
— Правда, — согласился он, — зато все остальные акуратно причёсаны и уложены волосок к волоску.
— Сколько ты обычно берёшь за работу? — спросил Сеня.
Перельман назвал сумму, от которой все аккуратно причёсанные волосы Сени встали дыбом.
— Ты что? Даже у твоего однофамильца и то запросы меньше.
— У какого ещё однофамильца?
— Известного скрипача, лауреата самых престижных международных конкурсов. Я недавно смотрел про него большую передачу. У него брали интервью, и он говорил, что недавно инкогнито играл в Нью-Йоркском метро и ему платили только те, кто хотел. Так вот он за весь день заработал пятьдесят долларов, а ты с меня требуешь…
— Я тоже недавно выступал инкогнито в богадельне. Стриг стариков и они мне давали сколько могли, а кто ничего не мог, ничего и не давал. Так вот, между прочим, я заработал гораздо больше твоего друга — скрипача.
***
На работу Сеню не взяли. Он продолжал рассылать резюме, но результата не было. Настроение его ухудшалось, он становился всё более раздражительным и часто без видимой причины ссорился с женой. Вера старалась не отвечать на его придирки, но однажды не сдержалась и высказалась по полной программе. Он как будто ждал этого, и когда она закончила, направился к двери.
— Ты далеко? – спросила она.
— Туда где меня любят и ждут.
Она на секунду замерла, это была её фраза и почувствовав себя не только незаслуженно обиженной, но и обворованной, она выпалила:
— Да ты посмотри на себя, кто тебя такого полюбит и где, скажи, на милость, тебя будут ждать?
— А вот увидим, — мгновенно успокаиваясь, ответил он и вышел из дома. Погуляв по соседним улицам, он остановился перед парикмахерской и, поколебавшись, открыл дверь.
— Привет, — сказал Георгий, — опять у тебя интервью?
— Нет, я пришёл сказать, что из-за плохой стрижки меня не взяли на работу, и я думаю подать на тебя в суд.
— Валяй, лучшей рекламы я бы и желать не мог, а ты после процесса лет десять будешь смотреть на небо свозь крупную клетку.
— Это ещё почему?
— Потому что судья — мой постоянный клиент.
— Ну и ладно, в тюрьме, по крайней мере, не надо думать как на жизнь заработать, а то на свободе я не знаю что делать, хоть в дворники иди.
— Нет, в дворники ты, пожалуйста, не ходи. Я не для этого тебе волосы красил. Ты уж будь любезен, оправдывай свой внешний вид.
— Как?
— Бери пример с меня. Я же не расстраиваюсь из-за того что у меня стригутся безработные дворники, которые к тому же ни гроша не платят. Другой бы на моём месте от одного этого повесился, а
я не плачу, я никогда не плачу, — запел он, —
Есть у меня другие интересы.
Я так живу — я не могу иначе.
Всё потому, что я родом из Одессы.
— Но я-то не из Одессы, — перебил его Сеня.
— Всё равно не плачь, всё у тебя будет. Посмотри на тех, кто приехал до нас. Они тоже были не первой молодости, но как-то устроились. Неужели ты глупее их, ведь и у тебя должны быть какие-то способности.
— Они у меня и есть, только здесь они никому не нужны.
— Кто это тебе сказал?
— Факты мне это сказали. У меня было всего одно интервью и то неудачное.
— А у других и этого не было, хотя они живут в Америке дольше, чем ты. И вообще, кончай жаловаться. Мне уже надоело это нытьё. Ты ведь не единственный приходишь сюда, чтобы поплакать в жилетку, а мне уже надоело притворяться, что я сочувствую.
— Сейчас ты не притворяешься.
— Так сейчас ты у меня и не стрижёшься, а был бы ты моим клиентом, совсем другое дело. Ведь если человек выговорится и облегчит душу, то уходя, непременно оставит чаевые. Я делаю для этого всё возможное, поэтому, кстати, я и работаю один.
— А кто тебя стрижёт?
— Я сам.
— И ты можешь это продемонстрировать? – спросил Артур, заходя в салон.
— Конечно, но только за дополнительную плату, — ответил Георгий, глядя на него в зеркало.
— Как-нибудь в другой раз, а сейчас я хочу, чтобы ты постриг меня.
— Если ты не республиканец, то с удовольствием, — хорошо зная политические взгляды своего приятеля, ответил Георгий.
— Ну, так стриги с удовольствием, — ответил Артур, усаживаясь в кресло. Георгий накинул ему на плечи покрывало и внимательно осмотрел голову. В этом взгляде, в том как он держал инструменты и даже в том как подходил к креслу чувствовался мастер. Сеня внимательно наблюдал за ним. Движения его были отработаны до мелочей, и роль свою он играл безукоризненно.
Артур начал персказывать последние новости, а когда в парикмахерскую зашёл следущий посетитель, сразу же переключился на английский. Георгий, до сих пор предоставлявший приятелю полную свободу слова, теперь перебил его:
— Арик, у меня парикмахерская, а не дискуссионный клуб. Давай поговорим о чём-нибудь другом.
— Но ведь политика это самое важное, от неё зависит наше будущее, вот и Джонатан скажет тебе тоже самое, правда, Джонатан? — обратился он к вновь пришедшему. Это был бизнесмен, утверждавший, что при его фигуре волосы на голове – ненужная роскошь.
— Моё будущее от этого не зависит, — возразил Георгий, — в парикмахерскую люди будут ходить, что бы ни случилось.
— Ты беспринципный человек.
— Я очень принципиальный, — ответил Георгий, — я всегда разделяю взгляды своего клиента.
— А я демократ, — заявил Артур.
— Значит, когда я тебя стригу, я тоже демократ.
— А когда ты стрижёшь республиканца?
— Тогда я республиканец.
— А если ты стрижёшь независимого?
— Тогда я независимый.
— Ну а когда ты стрижёшь дурака?
— А дурака я стригу впервые.
Артур побледнел, лихорадочно размышляя, что делать. Их диалог слышали всего два человека и оба они теперь усмехались, а поскольку Миннеаполис город маленький, шуточка парикмахера пойдёт гулять как среди русских так и среди американцев. Прощать этого никак нельзя, нужно придумать какой — нибудь достойный ответ, но ничего на ум не приходило, хотя, хотя….
— Как это впервые, — воскликнул Артур с ненатуральным удивлением, — ты же перед моим приходом хвастал, что всю жизнь стриг себя сам.
Сеня захлопал, а Георгий стал выбивать на столе барабанную дробь, используя в качестве палочек ножницы и расчёску.
— Молодец, — сказал он, закончив, — сразу видно, что ты из Одессы.
Расплатившись, Артур вышел, а Георгий повернулся к Джонатану и жестом пригласив его в кресло, сказал:
— Привет, Джонатан, ты пришёл на две недели раньше, чем мы договаривались, но я всё равно сделаю из твоей головы конфетку. Это мой друг, — указал он на Сеню, — он никак не может устроиться на работу и из-за этого жена периодически выгоняет его из дома. Не обращай на него внимания. Я дал ему журнал, и он будет там искать знакомые буквы.
Джонатан кивнул и усевшись поудобнее, стал рассказывать про свои дела. Георгий его не прерывал, но при этом в нужный момент вставлял слова типа: Правда? Надо же! не может быть! Джонатан, поощряемый таким образом, жаловался на глупость родственников, на жадность друзей, на неблагодарность домочадцев, то есть говорил всё то, что не стала бы слушать жена и чем не стоило делиться с приятелями. Упомянул он и о своих знакомых, которые в отличие от него, ни гроша не пожертвовали на благотворительность и, поняв намёк, Георгий ещё раз поблагодарил своего благодетеля. Затем, Джонатан под большим секретом поделился амурной историей, которая якобы произошла с ним на выставке в Лас-Вегасе. Георгий по тону угадывал, какую от него ожидают реакцию и в нужные моменты так заразительно смеялся, что вполне мог бы работать платным хохотунчиком на бенефисе писателей-юмористов. Когда Джонатан ушёл, Сеня спросил:
— Что ты нашёл смешного в его рассказе?
— Ничего, но ему наверно приятно думать, что он остроумный человек, а от меня не убудет. К тому же я его не слушал, я думал как его квадратную голову с тремя волосёнками сделать хотя бы яйцеобразной.
— Ну, ты и прохвост, — сказал Сеня.
— Я дипломат, — поправил Георгий, — а для парикмахера высокопоставленного лица это качество необходимо.
— Если для тебя так важно стричь высокопоставленные лица, ты мог бы остаться в Союзе и стричь членов Политбюро.
— Не мог, на это имеет право только боец невидимого фронта в звании полковника с допуском высшей степени секретности.
— Откуда ты знаешь?
— Я был на приёме у председателя президиума верховного совета, и он мне всё подробно объяснил.
— Врёшь.
— Может и вру, но это всё равно в прошлом, — он посмотрел на часы, — а теперь уже поздно, сегодня у меня больше посетителей не будет, и если тебе действительно некуда деться, пойдём ко мне.
— Нет, я уж лучше домой.
— А твоя жена тоже возвращалась ночевать от тех, кто её любит и ждёт?
— Конечно.
— Значит, её не очень ждали и не так крепко любили.
— Не знаю, не спрашивал.
***
Через одиннадцать месяцев магазин Джонатана вышел из бизнеса, помещение пришлось освободить, и Георгий переехал в Вашингтон. Приятели встретились через десять лет, когда Сеня оказался в столице в командировке. Он по справочнику нашёл мастерскую Перельмана и после работы направился к нему.
— Могу я поговорить с личным парикмахером Президента? — сказал он входя. Георгий только что отпустил очередного посетителя и стоял около кассы. Казалось с момента их последней встречи прошло не так много времени, но Георгий заметно постарел. На лбу появились морщины, а волосы сильно поседели.
— Сколько же ему лет? — подумал Сеня и тут же вспомнил, что они однолетки, а значит ему сорок девять, но выглядел он гораздо старше. — У меня же нет ни одного седого волоска и главное, я совсем не чувствую себя пожилым, — Сеня мельком взглянул в зеркало, но увидев там насмешливую физиономию Георгия, поспешно отвернулся и подошёл к приятелю. Они поздоровались, и внимательно осмотрев причёску Сени, Перельман сказал:
— Теперь у тебя два волоса непокрашены, то есть почти половина имеющихся в наличии. Обязательно передай это своей жене.
— Только это?
— Нет, почему же, передай ещё, что ты спор проиграл, — Георгий указал на большую фотографию, где он в Овальном кабинете с расчёской и ножницами стоял у кресла, за которым сидел Билл Клинтон. Внизу красовалась размашистая подпись хозяина Белого дома. Сеня кивнул с серьёзным видом. С помощью современной техники сделать такой монтаж мог любой школьник. Композиция была удобна тем, что после очередных выборов лицо на фотографии можно будет легко изменить.
— Как тебе удалось к нему пробиться? – спросил Сеня.
— Я дал объявление в «Вашингтон таймс», что стригу выборных представителей американского народа, причём, только тех, которые не берут взяток. Разумеется, никто ко мне не пришёл. Сам подумай, откуда возьмутся честные люди среди политических деятелей. После этого я дал другое объявление, что наряду с неподкупными слугами народа стригу также и коррумпированных, так сказать, под одну гребёнку, но за другую цену. Опять никто не откликнулся, тогда я обратился за советом к Клинтону, который в то время был ещё кандидатом в президенты. Я пообещал, что если он мне поможет, я буду голосовать за него. Через несколько дней он позвонил мне и сказал, что готов отдать свою голову в мои руки.
— Ты, наверно, такое же письмо послал и его сопернику?
— Конечно.
— А за кого ты на самом деле голосовал?
— Тогда я ещё не был гражданином Америки и не имел права голосовать, но зато на следущих выборах я сдержал слово, данное Биллу.
— Значит ты честный человек.
— Конечно, честный, потому что ложь дорого стоит. Ведь если бы Клинтон проиграл, мне пришлось бы сделать ему скидку как безработному.
— Так ты теперь его доверенное лицо?
— Нет, я знаю про него не больше других, а взял он меня, скорее всего, потому что я представитель русского меньшинства.
Сеня посмотрел на огромный горбатый нос Перельмана, его карие глаза и вьющиеся волосы. Ошибиться в его этническом происхождении было невозможно.
— Говорят, в кабинете Клинтона разных меньшинств больше, чем у всех предыдущих президентов вместе взятых, а женщин вообще несметное количество.
— Нет, — возразил Георгий, — в своём кабинете он принимает женщин только по одной.
Это был самый разгар скандала Клинтона с Моникой Левински. Все говорили о возможном импичменте президента и, отвечая на незаданный вопрос приятеля, Георгий сказал:
— Я чувствовал, что у него появилась любовница. Прямо он этого не говорил, но однажды попросил меня особенно постараться, потому что на предстоящей встрече хотел хорошо выглядеть. Я не стал задавать вопросов и побрызгал его одеколоном, вызывающим сильное эротическое желание. Есть у меня такой для особых случаев.
— Значит, в истории с Моникой виноват ты.
— Получается, что да.
— Так ты объяви об этом публично, он будет тебе благодарен.
— Я ему предлагал, но он отказался.
В этот момент раздался звонок. Георгий подошёл к телефону и снял трубку.
— Салон красоты, Джордж слушает… Добрый день, господин президент, отлично, а у вас… Конечно, смогу, господин президент, всего хорошего, до завтра… Вот видишь, — сказал он, вешая трубку, — это звонил Билл, просил меня прийти к нему завтра в два часа, но ты не беспокойся, считай, что я про наш спор забыл.
Сеня хмыкнул. Георгий посмотрел на него, подумал и нажал кнопку. Голос президента США сказал:
— Добрый день, Джордж. Как дела…
Это была запись предыдущего разговора. Улыбка сползла с Сениного лица, но в глазах осталось недоверие.
— Я записываю все звонки, потому что в ставке президента полный бардак, — пояснил Георгий. Однажды мне позвонила его секретарша, сказала, что у него срочные дела и мой визит в Белый дом отменяется, а о времени она мне сообщит дополнительно. Клинтона она предупредить забыла, и он специально из-за меня перенёс встречу с Папой Римским. Как ты понимаешь, Билл только зря прождал, и когда я пришёл в следующий раз, он высказал мне своё недовольство. Конечно, я мог бы назвать истинную причину недоразумения, но тогда секретарша меня бы в Белый дом больше не пустила, и я вынужден был соврать. Я сказал президенту, что простудился и пытался дозвониться до его помощников, но мне это не удалось. Боясь его заразить, я не пошёл на заранее назначенную встречу. Конечно, если бы у меня был его личный номер, тогда…, но он перебил меня, сказав, что есть и другой способ – не болеть. Я заверил его, что болеть я и так больше не буду, потому что за моё здоровье молился сам Папа Римский. Я ведь в тот же день должен был стричь и его, но его я тоже не хотел заражать и через кардиналов предупредил о своей болезни. Папа обещал походатайствовать о моём здоровьем перед Всевышним. С тех пор, кстати, я ни разу не чихнул.
— Ты же еврей, как католик мог тебе помочь? – спросил Клинтон.
— Господь Бог скорее послушает католика в таком ранге как Папа, чем своего в таком ранге как я, — возразил я. Вот с тех пор я и записываю свои разговоры на магнитофон. Это необходимо для постоянных клиентов. Ведь если у президента что-то меняется, и он просит меня приехать, я бросаю всё и еду, но для людей, назначенных на это время, у меня должно быть достойное объяснение. Поэтому я и попросил президента разрешить мне сделать эту фотографию, — он вновь указал на стену.
Возвращаясь домой, Сеня думал действительно ли Георгий стрижёт Клинтона или всё это ловкая подделка. В столице легко можно было найти человека, имитировавшего голос президента, а для успешной PR кампании Георгий конечно же не пожалел бы денег на хорошего артиста. Любопытство мучило Сеню всю ночь и на следующий день перед отъездом домой он вновь заехал в салон Перельмана, но для того чтобы не отдавать долг подгадал время так, чтобы оказаться там когда его приятель должен был встречаться с Президентом.
Увидев Георгия в мастерской, Сеня спросил:
— А почему ты не в Белом доме?
— Визит переносится, — ответил Георгий, — и включил автоответчик, на котором женский голос говорил, что расписание президента изменилось, и господина Перельмана просят прийти в четыре часа вместо двух. Сеня уловил в произношении еле заметный славянский акцент и сказал об этом Георгию.
— Конечно, — согласился тот, — а как же ты думаешь, я попал в команду Клинтона?
— Когда тебе надо выехать к нему, чтобы не опоздать? – спросил Сеня.
— Самое позднее, часа в три.
Сеня с досадой щёлкнул пальцами: он это время должен был быть в аэропорту, так что ему так и не удалось узнать, кто же выиграл пари.