Добро пожаловать в группу Za-Za на фейсбуке

Приглашаем всех желающих в группу Za-Za на фейсбуке

Мы будем регулярно публиковать в группе рассказы и стихотворения авторов, которые представляются нам перспективными, а также анонсы будущих номеров журнала и книг нашего издательства. Также надеемся увидеть не только ваши лайки, но и пространные комментарии, вплоть до рецензий.

Итак, мы начинаем. Позвольте представить вам нашего нового автора – Игорь Кичапов. Два небольших рассказа.

В ближайшем – февральском номере бумажного журнала будут напечатаны и другие произведения этого автора.

Приглашайте в группу всех своих друзей!

https://www.facebook.com/Za.Za.Verlag


Игорь Кичапов

Живу в Москве. А родился я почему-то в городе Невельске, что на Сахалине. Наверное, потому, что там тогда жили мои родители, а может, тяга к странствиям и к Северу уже тогда во мне стучалась? Потом в возрасте почти года меня имплантировали на Чукотку. Там началась великая комсомольская стройка, и мы на семейном совете решили: ехать! Мой голос был решающим, поскольку я громко орал и мочил пеленки. Видимо, эти аргументы и перевесили… Раннее детство проходило весело: мороз, маленькие чукчи вместо игрушек. Садиков там еще не было, поэтому в школу отдали с шести лет — как в камеру хранения. Учился я, да не успевал учиться — слишком много интересного было вокруг, хотя по отметкам лидировал. Школ поменял много: Украина, Волгоград, Москва, Владик… Потом еще поучился, но верхнего образования так и не достиг. Служба в армии на китайской границе, и всю жизнь — Работа. Был водителем, пожарным, бульдозеристом, вездеходчиком, помбуром. Хотел в космос, да не успел. Дело жизни — поиск и сдача металла. Естественно, не черного, за что в свое время посмотрел на жизнь из-за другой стороны забора. Урока, впрочем, хватило. Долго жил в Магадане. Может, и писать начал потому, что там зимы длинные))).

Володькин фарт

Нежаркий летний день близился к завершению. Уже явственно чувствовалось приближение ночи, с реки потянуло холодком.
— Ну что, Корнет, спать сегодня будем? — спросил старый таежник Шип у орудующего лотком дружка.
— Ну да, на сегодня хватит. Не прет нам что-то. Сколько уже бьем этот ручей, а намыли с гулькин смех!
В поиске Шип, Корнет и Зяма (так и буду их называть по привычке) были уже третью неделю. Зяма был самым молодым из них. Верховодил Шип. Была у Шипа одна давняя задумка: пройти по ручью, протекающему практически в черте поселка. Это был старый, еще со сталинских времен прииск. Золото на нем когда-то было не просто хорошее, а очень хорошее. На том месте, где раньше стояла ШОУ (шлихообогатительная установка), местные детишки до сих пор тренировались с лотками, иногда принося домой что-нибудь. Население, включая участкового, смотрело на эти шалости сквозь пальцы: «чем бы дитя ни тешилось, лишь бы не курило».
А Шип, старый, побитый жизнью и ментами «хищник», в принципе, уже собирался на покой. Как и у большинства таких же романтиков кирки, лопаты и лотка, накоплений особых у него не было, рабочего стажа тоже. Да и дома и  семьи, по большому счету, тоже не нажил. Так и жил, как карта ляжет. Мимолетную удачу как-то быстро растаскивали сразу обретаемые в случаях хорошего фарта друзья и подруги. А самому вроде много и не надо — пережить зиму, а весной снова в погоню за золотым хвостом…
И вот неожиданно этой зимой Шип получил письмо. Очень удивился, так как письма в его жизни случались крайне редко. Родителей нет в живых. Связь с остальной родней потеряна давно, еще во время его отсидок по тюрьмам, когда немногочисленная родня постаралась сама затеряться во времени. И вот тут такое неожиданное письмо.  На конверте написано, что вроде ему. Правда, без адреса, просто указаны имя, фамилия и название поселка. Но это не удивительно, что дошло, поскольку здесь все  всех знали.
Покрутил Шип конверт в руках. Фамилия отправителя  смутно знакома, но, ни о чем конкретном  она не говорила. Когда вскрыл конверт, то пришлось невозмутимому бродяге еще раз удивиться.  Писал его двоюродный брат. Шип помнил его где-то по времени средней школы. После они никогда не виделись, потому что их семьи как-то то ли разъехались, то ли просто разошлись. Но Серегу Птицу (по фамилии Птицын) он, конечно же, помнил. Тот был года на два моложе, но дружить им когда-то это не мешало. Все ж таки родня. А мать Сереги — родная сестра отца Шипа.
Ну вот.… В этом письме Сергей писал, как узнал от кого-то из знакомых, в каком примерно районе Шип обретается. Спрашивал, как дела, и рассказывал немного о себе. Жизнь сложилась у него не очень весело. Остался он вдовцом с двумя детьми. Мальчик и девочка, двенадцати и пятнадцати лет. Жена умерла. Живут они в совхозе под Саратовом. Есть дом, небольшой участок, но из родни рядом никого. Вот Сергей и подумал: может, брат в гости приедет? А если хочет, то и насовсем, места у них много. Если жить вместе не понравится, то можно недорого купить там хороший домик, по соседству. Читая это, Шип хмыкнул: «Гости, бля…».
Да он уже и забыл, когда последний раз на материк выезжал.  По фарту добирался иногда до Якутска или Магадана, там деньги удивительно быстро заканчивались, и он возвращался опять в поселок. А тут в такую даль, да еще насовсем, да еще свой домик. Но строчки письма зацепили. Долгими зимними ночами ему  думалось обо всем этом.
В одну из таких ночей Шипу приснился сон. Будто идет он откуда-то с чемоданом, под мышкой у него большой плюшевый медведь. А навстречу ему с радостным визгом бегут дети — девочка и мальчик. И так вокруг все солнечно, радостно, ярко…
Проснувшись, Шип долго не мог унять бешено колотившегося сердца. Курил, думал… На удивление, этот сон стал повторяться часто. Причем с каждым разом в нем появлялось все больше деталей: домик в тени густых зеленых деревьев, тропинка, уводящая куда-то далеко. И даже лицо брата  Сергея  проступало как-то смутно на фоне всего этого.
Примерно через месяц Шип сел писать ответ. Начал он лихо: «Здорово, братан Серега и дети! Получил твое письмо, вот пишу в ответ…».  И все.  Как заклинило.  Что писать? О чем? О тюрьмах, о дурной удаче, о погоне за фартом? О том, что в тайге боишься каждого куста, потому что за ним могут быть менты или такие «хищники», что присмотрели уже фартового мужичка и сейчас аккуратно подводят мушку карабина ему под лопатку?
Долго и трудно писалось его письмо. Да и не мастак был Шип писать. Разве только «с моих слов записано верно и мною прочитано». Так  это уж  наизусть зналось и без запинок выходило.
Письмо его получилось, может быть, не очень красивым и грамотным. Писал Шип о том, что живет и работает на Севере, что против домика в деревне ничего не имеет. Вот только годик подождать надо до пенсии, а там и дальше думать можно.
На счастье, у него была одна неплохая фотография, он сам не знает, как завалялась. Это когда-то  в поездке в тот самый Магадан зашли они с приятелем в фотоателье. Со смехом и прибаутками  сфотались в только что купленных новых чешских костюмах (по тем временам «Brooks Brothers» отдыхает). Красавцы, не успевшие пропить здоровый таежный загар.  Мастеру было уплачено через край, и уже на обратном пути из каких-то там гостей фото были  готовы. Полюбовались, посмеялись. Сунул Шип карточки в карман, да там до самого возвращения в поселок и протаскал. И вот теперь как пригодилось.  Отправил он ответ и стал ждать…
Состояние для него новое, непривычное, поэтому, малость помаявшись, он пошел к тете Соне за кредитом. Та снабжала доверенных лиц спиртным в любое время и в любом количестве. Знала, что отдадут десятикратно,  и даже в случае несчастья за погибшего товарища всегда вернут долг. Такая вот местная касса взаимопомощи. Звали ее, конечно, не Соня, это уже здесь переделали. А два ее сына, Батыр и Ахмад, жили за счет скупки золота.  Денег у Шипа оставалось уже совсем немного. Было чуть металла, но сдавать его решил по весне, на экипировку. И в этот раз тетя Соня, конечно, выручила.
Пил угрюмо, один. Но это не помогало заглушить тягость ожидания. Ждал ответа, и было такое чувство, что от этого письма зависело, зря ли он прожил свою жизнь или еще можно что-то  успеть. Сон тот не уходил. Напротив, чем больше он старался не думать о нем, тем более ярким и содержательным становилось видение.
Шип стал сам заходить на почту, чего раньше за ним не водилось. Корреспонденцию привозили в поселок два раза в неделю. Приняв стакашку для храбрости, Шип шел в отделение почтовой связи. Стоял рядом с прилавком, листал газеты, читал плакаты, делая вид, что просто так зашел. Почтальон, поймав его взгляд, отрицательно мотала головой и сочувственно улыбалась. Шип, купив  «Известия», опять молча шел домой и сильно напивался. Так и шло это, два раза в неделю…
И однажды это случилось. В один из вторников Шип, только войдя в помещение, услышал:
— Владимир Григорьевич, вам письмо!
Сначала он и не сообразил, кому это так радостно кричит почтальон. Отвык от собственного имени  отчества, поскольку никто не называл его так. Шип да Шип. Официальное обращение сулило лишь неприятности. А тут ему протягивали конверт. Даже в горле перехватило, и вроде как слеза наплыла. Шип взял письмо, посмотрел… От брата.
— Спасибо, хозяюшка! Брат пишет! — зачем-то слишком громко сказал он и вышел на крыльцо.
«А ведь скоро Новый год, чуть больше двух недель осталось…», — крутилось в голове.
Придя домой, он с трудом сдерживал себя, поставил чайник, достал очередную бутылку водки, открыл ее, но, подумав, отставил. И разорвал конверт. Из него сразу же выпали три фотографии. Шип жадно всмотрелся в незнакомые лица. Брата можно было  узнать, а вот дети.… Одно фото было сделано, наверное, специально для него в фотоателье. «Небось, в район ездили», — даже как-то удовлетворенно отметил про себя Шип.
Сергей в костюме, рядом принаряженные парень и девчонка. Лица напряженные, перепуганные, скованно все. Но такие уж тогда делали фотопортреты. И еще два снимка любительской камерой: хохочущая девчушка,  в огороде, и Сергей с сыном, возле мотоцикла. Странно, но лица детей были оттуда, из сна. Даже конопушки на лице хохотушки Шип уже видел.  Вот именно они, эти дети, бежали ему навстречу.  Ни в какие вещие сны Шип, конечно не верил. Жизнь научила. Но к этому сну он уже привык.
Письмо тоже было хорошее. Сергей радовался, что брат жив-здоров. Конечно, северная пенсия — это святое. Он все понимает, и брата будет ждать. Была также приписка от детей: «Здравствуйте, дядя Вова! Приезжайте к нам…». Ну и дальше о том, что хорошо учатся, что будут его любить.  Шип читал и почему-то плакал. Пил крепкий чай и снова читал. Рассматривал фото. Сразу же сел писать ответ, но не получалось. Не было нужных слов. Потом, уже утром, он дошел до Корнета. Тот жил с семьей и поэтому деньги у него водились. Попросил занять ему до лета пару тысяч. Зная Шипа, Корнет молча взял сберкнижку, и они пошли в отделение сберкассы
— Три давай, — подумав на подходе к окошку  кассы, сказал Шип.
— А что стряслось, братан? — ошалело спросил Корнет. — Попал где?
— Да нет, родным на праздник отправить хочу.
— Во! — хлопнул Шипа по плечу с размаха дружок. — А я и не знал, что у тебя кто-то есть! Думал, один ты. Канеш! Святое дело — Новый год на носу. Держи! — он протянул Шипу три пачки десятирублевок (для юных: тогда это были серьезные банкноты, а не мелочь, как теперь)
Уже в пятницу Шип отправил брату перевод на две с половиной тысячи, написав в письме, что это на подарки. Сразу за все годы. Потом от брата пришел ответ. Писали, что рады, что не стоило, что не из-за денег. В общем, обычные в таком случае слова. Правда, девочка Света написала, что у нее теперь красивое новое пальто и сапоги.
Письма стали приходить чаще, уже с детскими историями, рисунками. Так прошла зима. Весной Шип написал, что уходит на последнее лето в артель и с перепиской будет трудно. А осенью, если все будет хорошо, пусть ждут в гости.
Сам он решил попробовать тот самый «домашний» ручей. Вроде и хожен-перехожен, перерыт весь, а что-то в нем тянуло Шипа к себе. Поговорив с Корнетом, объяснил ему свою задумку. Тот, в общем-то, и не сопротивлялся: немного золота на ручье, можно взять всегда. В большой куш он не очень верил, но, все же, собираясь в поле, еще предложил кандидатуру Зямы. Пацан местный, молодой, только из армии, и вроде уже хочет себя попробовать в деле. Шип Зяму не знал особо, но и возражений не имел: крепкий напарник в их деле всегда пригодится.
— Лишь бы тяма была в голове да языком не щелкал. Но это уже, Корнет, твои проблемы,  — только и сказал Шип.
Собрались, пошли. И вот уже почти три недели как отрабатывали этот ручей. Поначалу вроде немного пошло, потом почти перестало. Лишь мелочь — крупинки в каждом лотке, а рабочего содержания не было. Корнет с Зямой порой убегали на ночь в поселок. Вот и теперь, уйдя вчера вечером, Зяма так и не вернулся. Молодой еще, гуляет.

— Шип, а мож, и я на ночку сгоняю, свою потискаю? — спросил ближе к вечеру Корнет. — Я-то утром буду как штык. Ты же знаешь…
— Ну да… И много ли толку от тебя полусонного? Хотя… Вали! — махнул старшой рукой. — Фарта пока особого нет, а я тогда с утречка пробегусь в стороны, ведь должно же оно где-то здесь быть. Я чувствую!
— Ну, спасибо, братан! Тогда до завтра! — обрадовался Корнет и шустро пошагал вдоль ручья.
Шип остался один. Закурил, глядя на ручеек. Вот держало его какое-то даже не шестое, а неведомое чувство. Верил он и в это лето, и в этот  ручей. Да и, по совести сказать, это была последняя его возможность что-то изменить в судьбе.
Искусанное комарами лицо и натруженные за день руки обдувал теплый ветерок. «Тихо-то как», — подумал Шип и огляделся вокруг. Солнце уже не грело так жарко, как днем. Набежавшие облака закатывали огненный диск за сопку, а он последними лучами цеплялся за верхушки лиственниц и берез. Вот уже и ручеек потемнел, и вода, казалось, в нем потекла медленнее, и звенеть струя стала как-то глуше, перекатываясь с камня на камень.
— Надо же, цветы! Сколько дней здесь топчемся, а только сейчас увидал, — удивился Шип, глядя на полярные маки, росшие почти у его ног. Желтые, оранжевые кустики кланялись под ветерком. К одному цветку подлетел шмель, толстый, мохнатенький, черный, в ярко-желтую полоску. Деловито жужжа, уселся на цветок и замолчал. Занялся своим шмелиным ужином.
«Тоже ведь животина», — усмехнулся про себя Шип. Он встал, потянулся, размял уставшие ноги и решил: пора спать. Завтра хотелось встать рано, до прихода пацанов.
Потом он все же долго ворочался в спальнике, вдыхал дым костра. Уснул незаметно, под гул комарья.
И вот тут опять этот сон. Только девочка теперь была на берегу ручья, в тайге, стояла на каком-то холмике, заросшем травой, и показывала Шипу на торчащую рядом большую корягу. Шип мучительно, даже во сне, пытался узнать, запомнить, где-то он уже это видел. Девочка махнула на прощанье рукой, звонко засмеялась и, тряхнув косичками, растаяла в утреннем тумане.… Проснувшись с тяжелой головой и чифирнув по многолетней привычке, Шип взял кирку, лоток и побрел вверх по ручью. По дороге он несколько раз лениво ковырял борта, пробовал целину. Но что-то упрямо толкало его вперед.
И вот, зайдя за очередной поворот, он увидал тот самый поворот ручья, холмик на той стороне и корягу, нелепо торчащую сбоку. Не может быть! Шип оторопел. Ноги не шли. Сел и закурил свою извечную «беломорину». Он даже и не думал ни о чем,  он просто смотрел на этот невзрачный холмик. На что же это похоже? А ведь, пожалуй, это большой отвал. То ли от бульдозера, то ли тачками сюда свозили породу. Скорее всего, и прибор, либо «проходнушка»,  были где-то рядом. Но это ведь когда было-то?  Сколько же народу прошло мимо за все эти годы? И геологи, и старатели, и вольные стрелки. Все мимо!
Бросив рассуждать, Шип перескочил на ту сторону ручья. Подойдя к насыпи, он почему-то сразу схватился за эту корягу. Стал расшатывать ее, подкапывал слегка, потом потянул, потолкал. Боролся с ней до шума в ушах, до изнеможения. И все же победил.  Оттащив ее в сторону, Шип прямо без «бутарки», руками, нагреб в лоток грунт и, тяжело переваливаясь, понес его к воде. Уже сбросив первую тяжелую взвесь, он понял: Есть! Есть оно! Такое желанное и проклятое!
Днище лотка ровным слоем покрывал невзрачный желтоватый налет. «Грамм пятнадцать-двадцать», — привычно, на глаз, прикинул Шип. Тяжело выдохнул и сел прямо в ручей. Нашел! В старом отвале!
Такое изредка, но случается. Когда идет хорошее золото, к прибору поближе стараются переместить побольше золотосодержащего грунта. А так как зимы на Колыме бывают довольно суровы, а заморозки порой падают сразу, и иногда неожиданно, то вода замерзает и — все.  Промсезон заканчивается. На следующее лето артель может уйти в другое место, или еще какая беда случится, но этот заготовленный грунт оказывается забытым. И вот если не заметят его вездесущие геологи-опробовальщики  или хитрые «преды», разъезжающие по полигонам на мощных «Уралах», то такой вот брошенный отвал — просто счастье для «хищника».
— Спасибо, Светланка! — Шип засмеялся хрипло, задыхаясь и кашляя.
Потом спохватился, вскочил, озираясь по сторонам, примостил корягу на место и, не смыв лотка, быстро пошел на стоянку. Ребят еще не было. Смыв и выпарив металл, Шип ссыпал добычу в тубу от валидола — самая удобная и надежная тара для некрупного золота. Полная такая баночка весила более ста грамм. А здесь все же, пожалуй, и почти тридцать будет. И это с одного-то лотка!
На месте старателю уже не сиделось. Хотелось быть там, рядом с корягой! Он собрал свои вещи, навьючив на себя тюки, потащил их к новому месту. Обернулся за час. Когда вернулся, на старой стоянке уже ждали Корнет с Зямой. Оба непонимающе пялились на Шипа.
— Чё вылупились? Снимайте палатку, собирайте шмотье! Я, что ли, за вас ишачить буду? — прикрикнул Шип, с трудом пряча радостную улыбку.
— А что, батя, — так иногда называл его Корнет, — переезжаем?
— Да, Корнюша, присмотрел я местечко. Давайте мухой все, время дорого! Потом расскажу. Сматываемся отсюда! — Но все ж не утерпел и мельком шепнул Корнету: — Вроде нашел…
Шип помог собирать нехитрый скарб дружков. Сам он сделал еще только одну ходку. Потом поставил палатку, выбрав место поближе к тому заветному отвалу. Но все-же на ту сторону пока не ходил. Пацаны шустро сбегали еще пару раз, и  все. Новый бивак готов. Молодежь  села возле костра и выжидательно уставилась на Шипа.
— Значит так, пацаны, похоже, я нашел не промытый отвал. Только, парни, все должно быть по-тихой, молча! Ясно?
— Да ты чё, Шип? — возмутился Корнет. — А то я не знаю! Зяма, это фарт! Его не пугают, таков закон! Понял? — повернулся Корнет к новичку.
— А что случилось, мужики? — до того еще не дошла суть происходящего.
— А вот сейчас и посмотрим, что случилось, — Шип кивнул Корнету: — Пошли! — взял кайло, лоток, пошел к коряге. Оттащив ее в сторону, старатели быстро накидали на волокушу  (кусок грубого брезента) кучку грунта и в два лотка стали отмывать.
— Е…прст! — аж взвизгнул Корнет, когда отмыл лоток. И заработал с утроенным азартом.
В общем, за месяц они перемыли всю эту кучу. Получилось, по прикидкам Шипа, более четырех кило. Это была невероятная удача.  Можно было бы мыть еще, но Шипа уже охватил мандраж нетерпения. Он хотел скорее сдать добычу.
Металл тогда стоил у местных «ингушбарыг» по тридцатнику, а в городе можно было продать в три раза дороже. Доли старателей оговорены были с самого начала. Шип получал порядка двух кило, пацанам же оставалось по килушнику, может поболее, точное взвешивание покажет.
— Шип, так ты чё, в натуре, валишь? Можно же еще порыть, идет пока металл. Не так чтобы очень, но идет ведь, — вопрошал Корнет.
— Ребята, я своё взял. Хотите — мойте, а меня там ждут детишки.
— Да откуда у тебя детишки, ты и по бабам-то не ходок? — юморнул Корнет.
— Завянь, а то в грызло дам! Сказал, мне хватит. Значит — все. Идем вечером в поселок, взвешиваемся, делимся и разбегаемся. Хотите — мойте дальше, только смотрите, чтоб не спалились. Ну, да ты в курсах, — он глянул на Корнета, и тому возражать уже не захотелось. — Отдыхаем, и по холодку домой. Все! — поставил точку Шип. Потом, подумав, все ж добавил: — Я Сониным пацанам сдавать металл не буду. Если вам не в лом, подержите свое недельку при себе, не светитесь. А я в город и обратно мотанусь. Там скину. Потом приеду, выпишусь, и на том попрощаемся! Хорошие вы пацаны, здесь еще немного можете взять. Наберете себе по «Жигулям».
В поселке после продувки, просушки и точного взвешивания вышло, что Шипу, как он и думал, причиталось два килограмма триста граммов металла. Ребятам —  по кило сто. Отдав товарищам их долю, он спросил у них:
— Ну что, все по-честному? Хотя… — и он еще отсыпал Корнету еще граммов сто. — Держи, на счастье! С Сонькой я сам рассчитаюсь. Утром я на автобус и в город. А вы?
— Мы пока эту недельку, что ты просил подождать, помоем еще. Можно?
— Теперь это ваш уголок, блатуйте! — улыбнулся Шип. Но что-то ему на душе было тревожно. «Скорее бы уже туда, к тропинке за огородом. К домику в деревне…»
В городе ему повезло сразу. Много металла пока никто не сдавал, и через знакомых его вывели на достойного московского покупателя. Тот взял по сто рублей, сразу все два кило. Такой суммы денег Шип никогда в руках не держал. Двадцать упаковок новеньких сторублевок его даже пугали. Хотя и цены уже начали расти, и все дорожало, но не до такой же степени. Шип ошалело ходил по городу со своей спортивной сумкой, которую боялся даже где-то из рук выпустить. В туалет и то ходил с ней, ловя на себе недоуменные взгляды приятеля, в квартире которого он остановился. Такой цены и так быстро он, конечно, не ожидал. Радовался… Но чувство поджидающей опасности усиливалось.
Ученый жизнью, Шип страховался. Из трех разных почтовых отделений отправил на имя Сергея три почтовых перевода по десять тысяч рублей. Представляя, какой фурор это произведет на местной сельской почте, потирал руки. Немного успокоив себя этим, стал придумывать объяснение брату, откуда сразу столько. «Отбрешемся! — решил для себя. — Всё ж таки с Севера я!»
Затем Шип купил новенький чемодан, одежду, набрал всяких игрушек, сувениров. Для брата у него была хорошо выделанная медвежья шкура. Ну, никуда без этого на северах.  Оставив все это у приятеля  и выделив тому тыщщонку за простой, Шип уже на такси поехал в поселок решать свои дела. С таксистом он договорился, что тот ждет его и получает в пятикратном размере. Это было знакомо и привычно на Колыме — фартовый гулял.
Приехав до дому, Шип сразу узнал о том, что Зяма все-таки не утерпел и сдал металл Сониным сыновьям. Зайдя к ней и отдав полторы тысячи, что более чем перекрывало взятую в кредит выпивку, он услышал от нее:
— Что же ты, Володя, металл на стороне сдаешь? Нехорошо это. Мои ребята обидятся.
— Не на что им обижаться. Я всегда им сдавал, а тут покупатель хороший подвернулся. Уезжаю я, Соня. Не боись, — с  этими словами Шип ушел, не оглядываясь.
В поссовете он быстро, естественно,  не бесплатно, оформил выписку, оставив домик и нехитрое имущество немногим друзьям и, конечно же, прикупил себе трудовую книжку. Все как положено: с печатями, только записи сделать. Но это уже потом, и лучше со знающим человеком.
Хотел было поехать в ночь, но что-то удержало. Провел последнюю ночь в своем уже бывшем доме. В эту ночь ему снова снилась Светлана. Она, радостно улыбаясь, протягивала к нему руки и все звала, звала его вдаль по той тропинке.…
Проснулся Шип бодрым и отдохнувшим еще затемно. Хлебнул чаю, кинул на плечо свою неразлучную сумку и вышел на крыльцо покурить перед дорожкой. Домики по соседству были укутаны утренним туманом. Тепло… Хорошо… Потянулся до хруста и вдруг услышал:
— Ай, Володя-джигит, нехорошо как ты делаешь! Неправильно совсем делаешь, людей не уважаешь, нас не уважаешь. Зачэм так? Косяк это.
Шип обернулся и увидел Батыра, старшего сыночка мамы Сони.
— Слышь, Батыр, я сдал свой металл! И вообще, я уже не здесь, я уехал. Бывай, земляк, вам тут и без меня халявы хватит! — он пошел вперед, намереваясь пройти мимо непрошеного гостя, и внезапно почувствовал несильный, но режущий, укол под лопатку.
Вроде как неожиданно кольнуло сердце. Обернувшись на удар и еще не осознав, что случилось, Шип увидел младшего барыгу, Ахмада. Тот торопливо прятал руку за спину. Шагнув еще раз, Шип попытался вдохнуть воздуха. Получилось с трудом, а сердце как будто кувыркнулось в груди. И напоролось на  остриё. В гаснущем сознании  появился образ конопатой девчушки, ставшей ему такой родной и близкой. Широко раскинув руки и запрокинув голову, она весело смеялась и бежала ему навстречу.
Последнее что, почувствовал Шип в этой жизни — это маленькие детские ручки, ласково обхватившие его за шею…

 

Танец шамана

Я оказался в этом поселке на берегу одноименной бухты, можно сказать, случайно. Так сложились обстоятельства. В личной жизни что-то треснуло, желания разбираться, склеивать и налаживать особого не было. А тут как-то в разговоре со знакомым я услышал, что в этом поселке такая размеренная жизнь, что товарищ, который это рассказывал, просто выл там от скуки. «Вот это то, что меня сейчас надо!» — решил я и, недолго думая, собрал свой минимум вещей из прошлой жизни. Уже вскоре, помахивая маленьким чемоданчиком, я шагал по взлетной полосе. Навстречу жизни новой…
Полет, по местным меркам, продолжался недолго. Я скучающе глядел в окно, так, по крайней мере, могло показаться со стороны. Но на самом деле я все это время думал: «Какого черта?..»
Через два часа они уже были на месте. Они — это про всех пассажиров рейса. Я же, спустившись с трапа, места в этой точке земли себе пока не определил. Что я забыл в этом затерянном на краю земли поселке? Здесь даже заняться-то будет нечем. По крайней мере, я раньше никогда не слышал о том, что в этом районе когда-либо находили приличное золото. Был ГОК, но и тот работал практически на одном месторождении. Все остальное, насколько я знал, находилось в процессе тогдашнего становления сельского хозяйства на Чукотке — совхозы оленеводческие, зверобои, добывающие моржей и, втихую, китов, так как местному населению вроде можно было. Аэропорт на другой стороне бухты и морпорт. Вот вроде и все, не считая вояк, пограничников, ракетчиков, летунов. В общем, похоже, тот знакомый был очень даже прав.
Так как вещей у меня почти не было, то в автобусе я оказался в числе первых пассажиров. В гостиницу устроился без труда, на удивление, в этом маленьком поселке она была пятиэтажной! Ну не экономило в то время государство на этом.
Осваиваться начал, конечно, с ресторана. Он был в поселке единственным, здание старенькое, похоже, из барака переделанное, но внутри довольно уютно. Неплохая группа что-то играла, у одного из гитаристов был даже «Фендер» — это круто! В общем, понравилось, но посидел недолго и, прихватив «с собой», отправился на ночлег. Вечер в гостинице тоже не задался, пару раз в дверь стучались местные продавцы «женских часиков», но это было так убого, что никакого желания, кроме сочувствия, не вызывало. Промучившись несколько часов, я все же умудрился уснуть.
Последующая неделя мало чем отличалась от первого дня, круг — гостиница, ресторан, гостиница. Работа была, даже много, но вот желание отсутствовало напрочь. В конце концов, я все же решил идти в порт, устроиться мотористом на какую-нибудь «коробку». Но именно в тот день я совершенно случайно встретил прямо на улице (бывает такое иногда) Генку, с которым как-то работал сезон еще в том, семейном своем периоде. Мужик он был шебутной, веселый и на все руки мастер.
— Эк тебя покорежило-перекорежило, — разглядывая меня, сказал он.
Я пожал плечами и промолчал.
— «В штопор» вошел, а выйти не можешь? — продолжал Генка допрос. — Да ладно, не отвечай, и так все видно. Вон рожа-то какая, прямо харя! Глазки красненькие и ручки, ножки трясутся…
Вот же, блин, «расейская» психология, а ведь я, считай, и не пил почти эти дни.
— Надоело все, — пробурчал я в ответ, — нет у меня на данном этапе в жизни счастья.
Присев на скамейку, и немного помолчав, Генка тихонько пропел:
— А я еду, а я еду за туманом… А поехали за туманом, Егор, — вдруг сказал он. — Помнишь, как в прошлые годы? Тундра, костер, палатка.
— Ага, — перебил я его, — кочкА, мошка, тушенка…
— Ну и что? Зато назад возвернешься в человечьем обличье, подлечишь там и душу, и тело. Может, и опять жить захочется!
Честно говоря, мне хотелось только одного — чтобы он отстал, оставил меня в покое. Его воспоминания не шевельнули ничего внутри. Как было пусто и тошно, так и оставалось.
— А что, правда, поехали! — частил Генка. — Мы сегодня к обеду вылетаем. Одно-то место точно найдется. Петрович тебя знает, точно возьмет.
— А что, и этот «ветеран» здесь? Вот ведь… Летите-то куда? — спросил я, только чтобы отвязаться.
Генка вскочил со скамьи и потянул меня за собой:
— Вот и молодец, что решил! Пошли, по дороге все расскажу. Давай, шмотки твои в «гостюхе» берем, и в порт!
Я понял, лететь придется далеко…
Поселок, ставший нашей базой, был самым обыкновенным,  оленеводческим. Стоял он на берегу океана, так что там и морзверя промышляли, и пара песцовых ферм была.
Днем мы с Петровичем и Генкой сходили в магазин, затарились всем необходимым. Затем у знакомых Петровича (вот уж человек, везде найдет приятелей) помылись в баньке, до отвала наелись жареной оленины. Конечно же, в процессе еды уничтожили штучки три «беленькой». Петрович разговорился с хозяином, они вспоминали своих знакомых, делились последними новостями, а мы с Генкой вышли на улицу. Следом за нами вышла жена хозяина. Этот русский мужик был вполне официально женат на чукче, и у них было четверо детей. Женщина сказала:
— Если гулять пойдете, в ту сторону не ходите. Нельзя! — Она махнула рукой, указывая на дальний край поселка.
— Почему это?
— Хозяин там живет. Наших мест хозяин, родовой наш шаман. Мы его без нужды не беспокоим. Не любит он этого, сердиться будет сильно… Беда может случиться. Не ходите туда, не надо.
Однажды я уже был знаком с одним шаманом. Мы пили с ним водку, пели песни и обнимались. В его доме на стене висел бубен и колотушка, он даже разрешил мне пару раз стукнуть в него. Как-то раз я попросил его «пошаманить» чуток, чтобы живьем увидеть, что это такое. Но он, выпив еще стакашку водки, свалился на пол и захрапел. Так я и ушел от него, ничего не увидев, но понял, что шаманы — обыкновенные люди, со всеми слабостями и пороками, ничуть не таинственнее многих наших попов.
— Что же он так людей не любит? — спросил я хозяйку.
— Почему не любит? Любит. Только когда мешают, не любит. Он с духами предков разговаривает, с небом, с землей, с водой разговаривает. Чтобы роду нашему жилось хорошо, у них просит. Завтра вечером опять просить будет, обряд делать будет. Чтобы олешек много родилось, детей много родилось, чтобы здоровы все были, — рассказывала женщина. — Мы все придем, смотреть будем, вместе с ним просить будем, силу свою ему давать будем. Чтобы предки хорошо услышали, чтобы помогли нам.
Она ушла в дом. Генка вдруг воодушевился:
— Интересно посмотреть бы! Никогда не видел ни одного обряда настоящего, только по телеку.
Я выразил полное равнодушие к такому представлению:
— Не верю я во всю эту лабуду. Нажрется мухоморов или водки и будет «диско» выдавать, нижний брейк-данс. А дети и олени без его помощи родятся, ерунда все это.
Каюсь, я был не прав! То, что нам довелось увидеть следующим вечером, я больше никогда не забуду. Даже знаменитый чукотский ансамбль «Эргырон» не смог бы передать, именно реально передать людям те чувства, то состояние, в котором находились люди,  увидевшие танец этого шамана.
Около его небольшого деревянного домика стояла самая настоящая чукотская яранга из оленьих шкур. Весь поселок, все жители, включая маленьких детей, стояли в отдалении, полукругом. Ждали появления шамана, было очень тихо, даже дети не хныкали.
И вот в яранге раздались размеренные удары в бубен. Они были такими протяжными, глухими… Мне показалось, что они разносятся вокруг далеко-далеко. Шаман вышел из-за полога яранги и встал перед кучкой хвороста, сложенной конусом и напоминавшим своей формой игрушечную ярангу. Как он поджег этот костерок, я не заметил, просто вдруг вверх потянулся бледный дымок, и по веткам побежал огонь.
Тихо-тихо шаман снова застучал в бубен, начал раскачиваться из стороны в сторону, и вдруг, вскинув вверх руку с бубном и запрокинув лицо к небу, прокричал: «Ай-й-й-й-я-я-я!..».
«Сколько же ему лет?» — подумал я. Голос его был чистым, звонким и каким-то волшебным, что ли. Его крик, казалось, ударился о небо, рассыпался там на льдинки, что посыпались на землю, и земля от этого заискрилась. Я не верил сам себе, но это было именно так. Внутри у меня стало светло и легко. Рядом тоже тихо вздохнул Генка. И опять негромко зазвучал бубен, голос шамана вплетался в этот звук. Это не передать словами, это надо видеть и слышать самому…
Не было дикой пляски с завываниями и катанием по земле, это был танец. Шаман танцевал с духами, он припадал к земле, гладил ее, разговаривал с ней, пел ей свою песню. Вот его руки взметнулись вверх… Зазвенел его бубен… Шаман о чем-то просил небо, он танцевал вальс, и вокруг него, вместе с ним, танцевал и воздух… Шаман трогал огонь и не обжигался… Он дружил с огнем и приглашал его к танцу. Все это время он пел и бил в бубен. Как ему это удавалось? За движениями его рук было невозможно уследить, танец то ускорялся, то замедлялся, и движения его были разными, ни одного похожего.
Люди боялись шелохнуться, кажется, все сдерживали дыхание, чтобы не помешать шаману, да и я сам старался не дышать. Костер догорел, из него вверх полетели искры. Последний раз шаман поклонился огню. Резко и отрывисто три раза ударил в свой бубен и лег на землю. К нему никто не подошел. Я услышал шепот: «Нельзя мешать. Теперь он будет говорить с предками рода».
Посмотрев на говорившего, я увидел старого сморщенного чукчу.
— Предок нашего рода — Олень. Никто не должен видеть разговор с Оленем. Шаман не любит, ругаться будет, плохо будет. Пойдем в поселок. Завтра шаман расскажет, что обещал нам Олень, старейшим расскажет.
Я мотнул головой и почему-то пошел не со всеми, а в сторону от поселка, дальше, к кромке берега и океана. Было странное ощущение, что кто-то зовет, в ушах все звенел тот крик шамана «Ай-й-й-я-я-я!». Он завораживал, в голове как-то странно двоилось, я видел себя другим. Было такое ощущение, что своим танцем этот шаман вывел меня из моего же тела, и я теперь вижу все это со стороны, другими глазами. Попробую это передать.
Отойдя довольно далеко от поселка, Егор вышел на небольшую полянку, окруженную зарослями карликовой березы. Совсем рядом тихо шумел океан, и шум его убаюкивал. Егор присел на траву, обхватив колени руками, стал смотреть на волны… Но перед глазами возник танцующий шаман. Егор пытался прогнать это видение, но шаман упрямо появлялся снова и снова, как будто хотел что-то сказать своим танцем.
И вдруг… Егор увидел его наяву! Сначала не поверил своим глазам, потряс головой, но шаман не исчезал. По земле стелился легкий туман позднего вечера. Шаман бесшумно шагал по кочкам в своих летних белых торбасах… Казалось, он плывет над землей. Подойдя почти вплотную к Егору, шаман просто встряхнул бубном и прислушался к шуму океана и ветра. Потом задвигался по какому-то видимому только ему кругу, обошел его несколько раз и опять остановился.
Егору послышалось, что в этом месте еле слышное гудение бубна изменилось, зазвучало как бы совсем из-под земли. Шаман вытянул вперед руки и начал раскачиваться на носочках, ударяя в бубен колотушкой. Звуки становились все более ритмичными. «Тамм-тамм-тамм», — понеслось над тундрой, звук набирал громкость. Егор заметил, что дымка вокруг шамана стала сгущаться, туман поднялся ему почти до колен. Пританцовывая на месте, шаман начал выкрикивать, но полушепотом, непонятные слова. Движения его становились все резче. Он наклонял голову к земле, как будто что-то разглядывая, потом резко вскидывал ее вверх и замирал на мгновение, гордо выпятив грудь.
Егор пристально вглядывался в этот танец и вдруг понял: шаман изображает в своем танце северного оленя. Та же гордо поднятая голова, пригибающаяся под тяжестью короны ветвистых рогов, такие же мягкие ноздри, обнюхивающие любимую пищу — ягель.
«Неужели вызовет дух?» — восхитился про себя Егор. От старых эвенков и чукчей он, конечно, слышал, что очень сильный и настоящий шаман может вызвать дух родового зверя, что только по разрешению и шамана, и духа это таинство сможет увидеть посторонний человек. Но эти рассказы ничего, кроме смеха, у него не вызывали, не верил он в эти сказки, да и в шаманов не верил. А тут почему-то очень захотелось увидеть такое. И может, даже поверить в чудо.
Бубен запел совсем уже часто, ритм его слился в один неподражаемый звук. И вдруг… На небольшом, буквально руку протянуть, отдалении от Егора… стоял олень! Снежно-белый, невысокий, с красивыми рогами, настоящий северный олень. Шаман протянул к нему руки и заговорил. Слова были непонятны, да Егор и не вслушивался в них. Он, не моргая, смотрел на оленя, а олень смотрел на него. Туман по-прежнему стелился у ног зверя, но совершенно не закрывал обзор. На белоснежной морде животного ярко выделялись крупные, влажные, выпуклые живые глаза.
Они разглядывали его как будто с вопросом: «Кто ты, человек?». А человек не мог отвести свой взгляд, и в груди у него стал собираться комок. Сначала ком был ледяным, но чем дольше они смотрели в глаза друг другу, тем он становился теплее, и уже не так больно и холодно было внутри.
Перед глазами Егора плыли картинки из детства, юности, настоящие дни. Обиды, боль, все самое плохое, что было в жизни, все, что хотелось выкинуть, забыть, не вспоминать. Вся неустроенность и глупость, то, чего никогда не хотелось бы повторить и показать людям. Все это увидел олень. И, как понял Егор, священный зверь забрал это себе. Глаза оленя стали совсем грустными, а на белоснежной груди проявилось и стало расползаться небольшое черное пятно.
Резко грохнул бубен, звук его сильно ударил по ушам, что-то треснуло в мозгах. Егор очнулся. Рядом с ним стоял шаман. Пот тек по его расписанному синей грубой татуировкой лицу, он тяжело дышал и голос его, очень тихий, но неприятно резкий, говорил:
— Я и наш предок позволили тебе это видеть. Ты — один из немногих. Олень очистил тебя. Все не смог очистить. Много нехорошего в тебе, очень много. Теперь у тебя есть выбор в жизни…  Теперь решать тебе, — и он замолчал.
Я открыл глаза и зажмурился. Яркое солнце освещало и согревало землю. Голова была ясной, вся тяжесть ушла из тела и из души. Я легко поднялся на ноги. Что это было со мной? Явь или сон?
Но в ушах отчетливо звучал голос шамана: «У ТЕБЯ ЕСТЬ ВЫБОР»…

Приглашаем всех желающих: кликните на ссылку:  https://www.facebook.com/Za.Za.Verlag

Мы будем регулярно публиковать в группе рассказы и стихотворения авторов, которые представляются нам перспективными, а также анонсы будущих номеров журнала и книг нашего издательства. Также надеемся увидеть не только ваши лайки, но и пространные комментарии, вплоть до рецензий.

Итак, мы начинаем. Позвольте представить вам нашего нового автора – Игорь Кичапов. Два небольших рассказа.

В ближайшем – февральском номере бумажного журнала будут напечатаны и другие произведения этого автора.

Приглашайте в группу всех своих друзей!

 

Вам понравилось?
Поделитесь этой статьей!

Добавить комментарий