Среди дождя. Несколько историй про Алису и Гену

— Капли дождя долетают. Пожалуй, надо чем-нибудь прикрыться, — произнесла Алиса.

— Это подойдет? — спросил Константин, снимая с гвоздя прозрачный пластиковый дождевик.

Алиса кивнула, но как только здоровенный Костя расправил дождевик, чтобы накинуть маме на плечи, вылетело облако мошкары, мирно прятавшейся под пластиком. Стриж, пережидавший под крышей Алисиной дачи непогоду и уже сильно проголодавшийся, не выдержал искушения, сорвался, раскрыв клюв, врезался в распахнутый дождевик и рухнул на стол.

— Акела промахнулся! — съязвил Владик и попытался сцапать стрижа, но не на того напал. Стриж тут же клюнул в протянутую ладонь Владика, однако проморгал быстрое движение Льва и оказался в зажатом кулаке.

— Ну, что, дитя воздуха, спалился на летающем мусоре? — спросил у пленника Лев.

Стриж утвердительно пискнул.

— Черный стриж, — сообщил Владик, рассматривая узника, и продолжил, чтобы блеснуть эрудицией. — Один из семидесяти видов стрижей. Отличаются от ласточек более узкими крыльями и большей скоростью полета. Например, иглохвостый стриж разгоняется до ста семидесяти километров в час, а ласточка только до семидесяти.

— Точные научные данные, — подтвердил Лев. — Есть ли в этом доме стремянка? Надо вернуть воздушного аса под крышу. Сам он вряд ли взлетит со стола, да, и лететь некуда. Кругом дождь.

Появление НИПОВ

Только Лев влез на стремянку, чтобы вернуть стрижа в его жилище, как скрипнула калитка. — Стремянку не дадите, люди добрые? — спросил хриплый голос. — Спрятал на елке рюкзак, чтобы бездомные собаки не раскурочили, а по мокрому стволу залезть не могу, соскальзываю. Холодно, согреться надо, у меня там бутылка водки припасена.

Пелена дождя не скрыла большой красный нос, который торчал из-под капюшона рыбацкого плаща.

Алиса замешкалась с ответом.

— Нет! Вы ведь стремянку не вернете, — отрезал Виктор. — Я красноносых по работе хорошо знаю.

— Верну! — отчеканил обладатель красного носа и вышел на свет.

Кроме головы с красным носом, под плащом начинались высокие сапоги, однако, если левый рукав плаща не содержал ничего необычного кроме руки, то правый рукав заканчивался взведенным ружьем для подводной охоты.

— На лягушек охотитесь или на летучих рыб? — насмешливо спросил Виктор.

— Охраняю дома от здешней нечисти: водяного и кикиморы болотной. Случается, что от лешего и оборотней. Во время дождя нечисть близко к жилью подбирается, в двери и окна стучится.

— Слышал я, что только серебряная пуля годится и осиновый кол, — уже не так насмешливо заметил Виктор.

— Где я столько серебряных пуль возьму? Мокрая нечисть, как всякое зло, бессмертна, да и порох от нее сыреет. Наконечник этой стрелы серебряный и на нем выбит крест, — пояснил необычный часовой, поднимая вверх подводное ружье.

— Забирайте стремянку! — скомандовала Алиса. — Утром оставите возле калитки.

Лев протянул часовому стремянку, тот взвалил ее не левое плечо и исчез.

— Что это было? — очнулась Зина.

— Это был НИП — НеИгровой Персонаж, — объяснил маме всезнающий Владик.

Опять скрипнула калитка, и появился следующий НИП, вся одежда которого состояла из факела, зонта и черных трусов. Он шел молча, не озираясь по сторонам, сжимая в левой руке зонт, который защищал от дождя не столько его тощее голое тело, сколько факел, который НИП торжественно нес в правой руке.

— Мужчина, — окликнула его очнувшаяся Зина, — там впереди забор, за ним другой забор, а за ним еще забор… и так до самого леса. Извините, Вы, куда и зачем идете?

— Ищу человека! — коротко бросил странник.

— Мама, не отвлекай Диогена. Он, вероятно, торопится в местную пивную «Бочка», которая открыта круглосуточно. Очень может быть, что вчера в споре с Сократом, кто больше выпьет пива, он проиграл штаны и рубашку, а сегодня спешит их отыграть.

— Похоже, что останется без трусов и зонта, — грустно произнесла Алиса.

— Не беда, — сказал я, долго хранивший молчание. — У него останется факел, а штаны и рубаху можно отобрать у пугала. На многих участках хорошо одетые экземпляры стоят.

— Гена, видно, что у тебя большой опыт грабежа пугал, — засмеялась над моими словами Алиса.

— Нет, — парировал я, — просто у меня большой жизненный опыт. Тебе, например, приходилось примеривать узкие джинсы на морозе, стоя на тонкой картонке? Вот то-то, что нет!

Дефиле НИПов на этом не закончилось. Минут через пять раздался тревожный вой, и три пожарные машины остановились возле Алисиной дачи. Приехавшие огнеборцы принялись быстро и деловито разворачивать пожарные рукава.

— Где очаг возгорания? Пожарный вертолет заметил быстро распространяющийся огонь. Вы подлежите срочной эвакуации! — прокричал нам человек с красной нарукавной повязкой, на которой белела надпись РТП — руководитель тушения пожара.

— Куда лить? — заорал подбежавший пожарный с брандспойтом в руках.

— Даже не знаю, — сказала Алиса. — Только не на картофельные и свекольные грядки. В крайнем случае, полейте капусту и огурцы, но, пожалуйста, без пены. В теплице поливать не надо.

— Женщина, ну что за шутки на пожаре? — возмутился РТП.

— Вы знаете, я бы что-нибудь подожгла, чтобы вы погасили, но все насквозь промокло. Ничем не могу Вам помочь. Хотите горячего чаю? — предложила Алиса.

— А Вы хотите, чтобы мы вылили восемь тонн воды за восемь минут на Ваш дачный участок? — выдал свою шутку юмора РТП.

— Нет, не хотим, — отвергла предложение Алиса. — Нас уже затапливал пожарный вертолет, и неделю на нашем участке ловили карпов.

— Женщина, я бы посмеялся над Вашими шутками, но некогда, — устало махнул рукой РТП и громко крикнул. — Отбой пожарной тревоги! Возвращаемся в часть.

— Ну, кажется, НИПы закончились, а вот дождь нет. Продолжаем рассказывать истории, — подытожила Алиса. — На очереди Костя.

— С детства поддерживал все начинания Витьки и, сейчас, я оттолкнусь от его истории, а также воспользуюсь темой Гены в восточном преломлении, но мой рассказ будет от первого лица, — объявил Костя, отодвигая в сторону очередной переводимый манускрипт.

Падальные мухи (рассказ Константина)

— Вас не сильно удивит, что одного из моих прадедов по отцовской линии звали Акиро. Если говорить высоким стилем, благодаря этому прадеду на моем лице запечатлен мягкий поцелуй далекой Азии. Начну с того, что во время войны, прогремевшей более века назад, прадед вместе с другими солдатами экспедиционного корпуса высадился на неприятельский Остров, заселенный ссыльными каторжниками, которые презирали любое внешнее управление и признавали только свои законы. Они не были патриотами противоборствующей страны, и им не было дела до войны, в которой участвовало их государство. Каторжники ополчились на интервентов, как на конкурирующую банду инородцев, посягнувших на их территорию. Вооруженные охотничьими ружьями, плотницкими топорами или просто деревянными кольями каторжники внезапно нападали на небольшие группы солдат и жестоко уничтожали всех до единого. Тем удивительнее, что после такой стычки мой прадед остался жив. Тяжелораненый он заполз в заросли малины, где через несколько часов на него наткнулась собиравшая ягоды Ульяна — дочь каторжан, его будущая жена и моя будущая прабабка. По рассказам моего деда, ее сына, она обладала невероятной физической силой, и островные парни опасались к ней свататься. Ульяна взвалила раненого солдата на плечо и поволокла домой.

— Что нашла? — закричал ее отец, не разглядев издали тяжелую ношу.

— Мужа, — откликнулась Ульяна.

Она выходила Акиро — крепкого, как оказалось, крестьянского парня, не брезговавшего каждодневной тяжелой работой, и через два месяца Ульяна и Акиро обвенчались. Священник, сам бывший каторжник, не сильно придерживаясь церковных канонов, совместил венчание с крещением Акиро и, не мудрствуя лукаво, дал ему крестное имя Архип. К тому времени между воюющими сторонами был подписан мирный договор, и к интервентам отошла южная часть Острова. Наступило шаткое перемирие. Спустя год после свадьбы Ульяны и Архипа родился мой дед Арсений. Ему шел четырнадцатый год, когда на материке вспыхнуло восстание и оживились интервенты. Теперь они претендовали на весь Остров.

Ранним утром в окруженное со всех сторон поселение вошел отряд лейтенанта Кимуры. Солдаты выгнали людей из хибар на улицу и обнаружили среди прочих Акиро, внешность которого говорила сама за себя. Кимура устроил ему прилюдный допрос с пристрастием. Акиро, отводя угрозу жестокого уничтожения от каторжан, с которыми он прожил вместе долгие годы, сообщил, что пятнадцать лет назад при отступлении он случайно отстал, заблудился, забрел в холодное болотистое место, промок и сильно заболел. Едва живого его нашли местные охотники и принесли в поселение, где ему дали кров и вылечили. Лейтенант выслушал легенду и принял Соломоново решение оставить поселянам жизнь, в благодарность за спасение императорского солдата, а самого солдата расстрелять за дезертирство. Арсений, которого Акиро с детства учил своему языку, все понял и рванулся к отцу, но мать его удержала, обхватив руками. Она поняла приговор без перевода. Акиро встал спиной к стене дома, в котором он прожил с любимой женщиной пятнадцать лет и в котором у него родился сын, а напротив него выстроились пятеро солдат с винтовками. Ульяна со словами «Прости сынок» поцеловала Арсения, передала его в руки своему отцу, моему прапрадеду, и вышла из толпы поселян, чтобы быть рядом со своим мужем, потому что раз и навсегда поклялась ему «любить, заботиться и подчиняться в горе и радости, в богатстве и бедности, в здравии и болезни, пока смерть не разлучит нас». Она усилила церковную клятву, заменив наречие «пока» на союз «и». Акиро и Ульяна обнялись, а потом развернулись лицом к построившимся для расстрела солдатам, обхватив друг друга за плечи.

— Сын, никогда не теряй лицо! — крикнул Акиро. — Прощайте, люди добрые!

Солдаты прицелились, каторжники принялись креститься, прапрадед крепко прижал Арсения к себе и закрыл ему рот ладонью, лейтенант Кимура взмахнул рукой и грянул залп.

Арсений, предав земле убитых родителей, ночью ушел из поселения, обитателей которого возненавидел, и стал тенью лейтенанта Кимуры. Мой тринадцатилетний дед незаметно сопровождал Кимуру во время всей карательной экспедиции по Острову и вынашивал план мести. Две столь разные крови, смешавшись в моем деде, довели до предела его неистовую и всепоглощающую ненависть. Простое физическое уничтожение Кимуры не могло принести удовлетворение. Лейтенант Кимура должен был потерять лицо, испытать отвращение к самому себе и подохнуть как бездомная собака.

Сама жизнь подсказала Арсению, как осуществить свой замысел. Кимура, следуя привычкам богатой и знатной семьи, выписал повара для приготовления фугу — «речной свиньи», ядовитой рыбы из семейства иглобрюхих, обычно бурого скалозуба. Извините, если напомню, читавшим В. Овчинникова, что одно из необычных удовольствий при употреблении этого блюда заключается в пребывании на грани бытия и небытия: «отнимаются ноги, потом руки… деревенеют челюсти и язык, способность двигаться сохраняют только глаза. Потом все оживает в обратном порядке…». Печень фугу, тем не менее, не используют: в ней самая высокая концентрация яда тетродотоксина. Кимура проверял качество сырой рыбной нарезки из спинки фугу, заставляя повара съедать несколько прозрачных кусочков изысканного блюда, после чего один запирался в столовой, чтобы никто не воспользовался его беспомощностью во время таинства онемения. Арсению удалось через черный ход проникнуть на кухню, благодаря надвигающимся сумеркам и перемещениям повара. Выбрав момент, он опустил в кувшин с рисовой водкой крошечный кусочек печени, уже разделанной рыбы. Из кухни Арсений прошмыгнул в столовую и спрятался за портьерой. Несмотря на свои представления об устройстве дома, месте отдыха и сна, Кимура не стал возиться с временным жилищем, отобранным у врага, что несколько упростило задачу для Арсения. Стоя за портьерой с зеркалом в руке, он слышал, как пришел Кимура, потом повар, как щелкнул замок закрываемой двери и легкий шорох деревянных палочек. Наконец наступила полная тишина, если не считать бешеного стука сердца. Арсений осторожно отодвинул портьеру, и, увидев, что Кимура сидит не шевелясь, вышел из укрытия. Мой юный дед придвинул кувшин с рисовой водкой и прислонил к нему зеркало, так чтобы любитель фугу все время видел свое лицо, распахнул окна в столовой настежь и сел на свободный стул напротив неподвижного Кимуры. Глядя вначале в удивленные, а затем злые глаза своего врага, Арсений время от времени с помощью деревянной палочки смачивал его губы водкой. Кимура до утра не выходил из оцепенения, и мухи, налетевшие через открытые окна, облепили омертвевшее лицо сплошной мерзко шевелящейся массой, превратив его в гниющее месиво. В глазах Кимуры, наблюдавшего в зеркале за этим чудовищным превращением, появилось отчаяние — ему не суждено было завершить путь воина со спокойным и достойным выражением лица. Гордыня, а вместе с ней, и цель его жизни были повержены.

Рано утром, перед тем, как выпрыгнуть из столовой через окно, Арсений сказал Кимуре:

— Это месть за мать и отца убитых тобой, но ты смерти от моей руки не достоин. Оставляю тебе жизнь без лица. Мухи слетелись на падаль!

— Ну, что же, настало время моего вещания, — начала Ольга. — Моя повседневная тема «Преступление и наказание», но, на этот раз, вне рамок закона.

Черный кот, белая голубка… (история Ольги)

Как-то надо было успокоить трясущиеся руки. Вряд ли неопытный глаз заметит бешеное биение сердца под белым халатом.

«Сама пришла! Сама пришла! — повторяла про себя Виктория. — Нет, это Кто-то привел ее ко мне!»

Катя, молодая женщина, сидящая напротив нее, светилась счастьем и без умолка щебетала. Она ждала ребенка от любимого мужчины, — как случайно выяснилось, — бывшего мужа Виктории.

«Так, положить руки на стол и успокоиться. Нет, невозможно сосредоточиться. Из-за этого кобеля я избавилась от ребенка, и у меня никогда не будет моих мальчиков, девочек, двойняшек, близняшек… Никого и ничего, кроме ежедневной боли, как напоминания о моих не рожденных детях. Теперь эта двадцатилетняя курица рассказывает мне какой Он, какой Он. Стоп!»

— Я хочу сделать ему сюрприз: ничего не скажу, ничего не покажу, пока не рожу. Вот стих сочинила, — счастливая Катя засмеялась.

— Ваш муж не знает, что Вы ждете ребенка?

— Еще не муж, вернее гражданский муж, и еще не знает. Он сейчас в Штатах. Я выйду его встречать с ребеночком на руках. У него дух захватит.

«Еще как захватит! Захватит от того, что я тебе на руки выложу. Стрептомицин внутримышечно. Ребенок родится глухим и никогда не услышит ласковых слов матери и отца, а когда с трудом научится говорить, то родителей от его хрипа „мама“ и „папа“ будет так выворачивать, что они его возненавидят. Пусть будет так!»

— Два раза в неделю приходите на уколы. Сестричка у нас молодая, и оставляет на теле болезненные синяки. Я сама буду делать Вам инъекции поливитаминов.

Виктории вдруг стало нестерпимо душно, и она приоткрыла окно, чтобы не включать кондиционер. Катя уже расположилась на кушетке, заголив розовую попку, а Виктория уже подняла наполненный шприц на уровень глаз, чтобы выдавить остатки воздуха с первыми каплями раствора, когда влетевший через открытое окно огромный черный кот выбил шприц у нее из рук и приземлился на тумбочку рядом с кушеткой.

— Демон, откуда ты взялся? Проголодался? Я же тебя недавно кормила, — принялась Катя отчитывать своего спасителя.

Черный кот даже не повернулся в сторону хозяйки. Зеленые глаза неотрывно и грозно смотрели на Викторию, и она ясно поняла, что если еще раз попытается приблизиться к Кате со шприцем, то Демон не будет шипеть и выгибать спину: просто прыгнет на грудь, вцепится зубами в глотку, а когтями будет выцарапывать глаза.

«Черти тебе помогают, — подумала Виктория. — Это не просто демон. Это настоящий Люцифер».

— Вот что, Катя, — произнесла вслух Виктория. — Вы разберитесь со своим ревнивым Демоном, а то он меня загрызет, и приходите завтра.

Когда Катя, забросив на плечо кота, ушла, Виктория закрыла дверь кабинета и спустилась во внутренний скверик. Надо было собраться с мыслями. Она села на лавочку и прикрыла глаза, но легкое движение за спиной и мягкое касание правой щеки вывело ее из полудремы. У ног Виктории приземлилась белая голубка, закружилась на месте и страстно заворковала. Виктория не любила голубей, считая их наглыми летающими крысами, но возле нее приземлилась не птица.

«Эта белая голубка — чистая душа Кати, маленькой девочки-женщины. И ангелы, и черти встали на ее защиту. В чем она виновата передо мной? В чем виноват ее будущий ребенок?»

Когда на следующий день Катя появилась в дверях кабинета, Виктория, уставившись на нее немигающими глазами, объявила:

— Вам придется обратиться к другому специалисту! Оказалось, что Ваш мужчина и мой бывший муж — одно и то же лицо. Обойдемся без подробностей. Надеюсь, что Вы меня поймете.

Катя подошла к столу и поцеловала Викторию в лоб.

— Извините, — прошептала Катя уходя.

Прошло полгода, и в вечерних теленовостях появились практически подряд два репортажа, при просмотре которых Виктория обожглась горячим чаем.

В первом девушка журналист рассказала о том, что жители одного из домов, расположенных рядом с женской консультацией Виктории, вызвали полицию из-за непрерывного истошного крика младенца. Мать-одиночка никак не отзывалась, и когда вскрыли дверь однокомнатной съемной квартиры, то обнаружили, что молодая женщина мертва. Не выдержало сердце. Спасенного от голода младенца отправили в Дом ребенка.

Второй репортаж оказался необычным даже для криминальных новостей. Владелец дома на Денежском шоссе стал жертвой нападения черного кота. Кот набросился на мужчину, когда тот вылезал из машины. Телохранитель, опасаясь, что ранит человека при выстреле, в первый момент, попытался руками оторвать налетчика от его жертвы, но не смог. Кот, прежде чем его застрелили, успел перегрызть мужчине горло и выцарапать глаза.

Виктория забрала мальчика из Дома ребенка. Других претендентов на усыновление не было. Мальчик ничего не слышал. Когда Виктория катила коляску с ребенком через парк, на плечо ей села белая голубка.

— Не волнуйся, Катя. Наш мальчик больше не будет кричать от голода, и слух восстановится. Мои демоны тоже очень сильные.

— Старшее поколение закончило свои истории, — констатировала Алиса, — а дождь, как видите, только усиливается. Теперь черед молодежи, и я предлагаю дать слово самому младшему — Владику.

— Всегда готов, — откликнулся Владик. — Есть много сказок о войне птиц и зверей, но я расскажу свою.

Слоновья «лепешка» (рассказ Владика)

В одном из самых больших зоопарков мира, ну там, Торонто или Коламбуса, случился карантин. Свинью свалил грипп, и лежит она себе с градусником в жо, извините, в заднице и курит бамбук, а посетителей в зоопарк из-за нее не пускают.

— Владик, — прервала внука Алиса, — давай без ярких подробностей. — Не будем ориентироваться только на молодежную аудиторию. У нас не Comedy Club.

— А куда еще свинье можно градусник поставить? — резонно заметил внук. Не подмышку же?

Вот слоняются животные из угла в угол и ни черта не делают. Людей нет и пялиться не на кого. Короче, скука, и от полного безделья начинают ссориться.

На таком безрадостном фоне воробей Джек и мышонок Джон не поделили кучу, другими словами «лепешку», которую наложил слон Дональд.

— Я первый «лепешку» увидел, когда заходил на вираж над вольером, — зачирикал Джек, наскакивая на мышонка.

— А я с утра за Дональдом присматривал. Моя куча, — запищал Джон, раздувая усы. — Иди нах отсюда.

— Алиса-баба, это не я, это мышонок с воробьем ругаются, — пояснил Владик.

— Пусть ругаются, но базар фильтруют. Не всем животным в зоопарке нравится обсценная лексика, — провела корректировку Алиса.

Тут откуда-то нарисовалась старая жаба Ага и сказала:

— У вас обоих нет прав на «лепешку», вы не жители зоопарка.

— Не надо ля-ля, — сказал мышонок. — Я здесь родился. Все знают мою маму.

— Наглый какой, — захрипела жаба. — Не знаем мы, Твою мать. Сейчас Кота Базилио позову, он вам обоим хвосты оторвет. Нажрутся всякого дерьма, а потом хулиганят.

— Базилио, он же Василий, он же Васька из службы охраны, судьей быть не может, — возразил мышонок Джон.

— Да, не может, — поддержал воробей Джек, у которого были свои счеты с Васькой.

— Ладно, — внезапно согласилась Ага, — обойдемся без кота. Позовем ЗЗЗ, — знатока законов зоопарка, — лису Алису.

— Извини, Алиса-баба’, за совпадение, — лукаво улыбнулся Владик.

— Не сомневаюсь, что это проделка А. Н. Толстого, с его «Золотым ключиком» — подтвердила бабушка Алиса. — С другой стороны, все-таки лиса, а не ехидна.

— Так, — вынесла вердикт лиса Алиса, — кто кучу наделал, тот ею и распоряжается.

— Вот это по закону! — закричали собравшиеся вокруг слоновьей «лепешки» звери. Послали за Дональдом шакала.

— Это не я сделал, — стал отнекиваться притопавший Дональд и покраснел.

— Он! Он! — запищал мышонок Джон.

— Сейчас дуну хоботом и станешь летучей мышью, — пообещал слон.

— Здрасте вам, — удивилась лиса. — А наделал кто? Конь в пальто?

— Вот как лягну в пятак! — заржала кобыла Пржевальского. — Все утро муж был рядом со мной.

— Это кто у нас такой крутой, что в пятаки лягает? — свирепо хрюкнул кабан Билл.

— Стоп, кто-то же забрался в вольер к слону и подложил ему свинью? — продолжила расследование лиса Алиса.

— Ааа, — завизжала свинка Моника, — сейчас всех порву.

— Извини, — сказала лиса, — это фигура речи. Остается одно — материал упал с неба, и, судя по его количеству, работала команда. Стая птиц.

— Вот, я и говорю, что куча наша! — поддакнул воробей Джек и добавил с пафосом. — Мы дети воздуха! Мы небесная рать!

— Можем всюду на…рать, — срифмовал мышонок Джон и поплатился за поэтический талант.

Рыжий Джек больно клюнул Джона в нос. Джон не остался в долгу и вырвал у Джека перышко.

— Эти птицы, особенно воробьи, вечно срывают чужие грибы. Вот ежик не даст соврать! — влезла в потасовку белка и запустила в воробья орехом.

— Сама в прошлом году, в субботу, стащила у меня шишку, — вступился за воробья клест, сидевший на елке, подлетел к белке и дернул ее за хвост.

— А лиса стащила у меня кусок сыра! Это все знают, даже дети, — ворона каркнула во все воронье горло.

В общем, началась зверская драка на территории отдельно взятого зоопарка. Стали собирать войска, и запутались с принципом отбора. То ли воздухоплавающие против землебегающих. Тогда на чьей стороне пингвин и страус? То ли яйцекладущие против млекопитающих. Тогда на стороне воробья крокодил и комодский варан, а на стороне мышонка тюлень с моржом. Совсем не равноценные наемники, тем более, что лев Карл отказался воевать.

— Оно мне надо, сражаться из-за дерьма, чье бы оно ни было?

Проблему решил мудрый филин Ганди.

— После обеда Дональд наложит еще одну кучу, и дерьма хватит на всех, — проухал Ганди.

— И то правда, — согласились звери, и война закончилась.

— Молодец! Неплохо для твоего возраста, — похвалила Анна покрасневшего Владика и погладила по голове, — а то я думала, что придет орангутанг в халате доктора Пилюлькина и напечатает кому-нибудь оторванные лапки на 3Д принтере.

И Владик покраснел еще больше.

— Ну, теперь моя веселенькая история, — добавила Анна, мельком взглянув на маму Ольгу.

Кактусы не плачут (история Анны)

Кармен и Оле дружили молча. Без слов. Кармен получила имя в перерыве между оперными действиями. Во время ее рождения бабушка Аида слушала в театре соответствующую оперу Ж. Бизе, а папа Спартак смотрел на стадионе футбольный матч любимой одноименной команды с ненавистной командой «Динамо», пока мама Света, говоря высоким слогом, разрешалась от бремени в машине «Скорой помощи», застрявшей в пробке. Аида увидела СМС о рождении внучки и в перерыве нашла время позвонить Свете, которая приходилась ей невесткой, со строгой рекомендацией, как назвать ребенка. Надо думать, что, если бы родился мальчик, то получил бы имя Хозе. До папы мама не достучалась, видимо болельщики орали на полную громкость или матч был решающим, и папа никак не мог отвлечься, но оно и к лучшему, потому что девочка могла, в соответствии с его пожеланием, получить имя Спарта или, в крайнем случае, Торпеда, ну хорошо, конечно, что не Динама. Своим родителям Света звонить не стала: в деревне под Иркутском была еще ночь и к телефонам в ближайшем почтовом отделении никто бы не подошел. Не до смартфонов, когда воду носят из колодца. Не прошло и года, как Аида и Спартак освободились от Кармен и Светы, которые шумели и мешали наслаждаться высоким искусством и большим спортом. В конечном итоге, они обе оказались в шестиметровой комнате густонаселенной квартиры. Их жилищные условия через десять лет никак не изменились, хотя Кармен уже не лежала в коляске, а ходила за знаниями в школу. Что касается мамы Светы, то она несколько продвинулась по служебной лестнице, и работала аж старшим кассиром в супермаркете. Судьбоносная встреча с Оле состоялась в канун Нового года.

— Мама, давай не будем на этот раз ставить елку, — попросила Кармен. — К окну не подойдешь.

— Хорошо, — согласилась Света, — но что ты предлагаешь вместо нее?

— Кактус, — сказала Кармен, — он тоже вечнозеленый и колючий. Прицепим ему на макушку звезду, и будем водить вокруг него хороводы.

— Кактус, так кактус, — кивнула Света, и они отправились в магазин «Зеленый друг».

Кармен обратила внимание на Оле, как только вошла в отдел суккулентов. Зеленый шар с радиальными колючками, украшенный на макушке серебристым цветком, отвернулся от покупателей и смотрел в окно. Кармен попыталась к нему прикоснуться, и кактус… втянул в себя колючки, как котенок коготки.

— Я знаю, тебя зовут Оле! Хочешь, мы заберем тебя к себе? — шепнула Кармен.

Шар в ответ раздулся, немного, но заметно. Со временем выяснилось, что, Оле так поступал, когда с чем-то соглашался, а если он с чем-то не соглашался, то слегка сдувался. Нельзя сказать, что, дополнив семью, он помогал Кармен выполнять школьные задания или готовил ужин вместе с мамой Светой, но его присутствие совершенно точно скрашивало их достаточно однообразное существование. Странные сны снились теперь Кармен: то она шагала внутри прозрачного колючего шара-зорба, который катился по земле или плыл по воде, то летала над лесами и горами в корзине колючего воздушного шара. Однажды ей приснилось, что во время ливня она спряталась под громадным круглым кактусом, и со всех сторон стекают теплые прозрачные струи воды. В конце января мама Света заболела гриппом, и из-за высокой температуры ее одолевала сильная жажда. Кармен, несмотря на протесты больной Светы, прикорнула возле нее, и в полудреме увидела растрескавшуюся от недостатка влаги землю и кактус, к которому подлетали усталые птицы, и пили его зеленый сок из проклеванного отверстия. Утром обнаружилось, что один из бугорков-туберкулов кактуса источает зеленую жидкость. Кармен собрала ее пластиковой ложечкой, и размешала в стакане с водой, из которого поила маму. К вечеру мама Света резко поправилась. Оле пережил зиму на подоконнике, но весной Кармен стала выносить его на прогулку в прозрачном пластиковом ведерке. Она не могла брать Оле с собой в школу, но закончив школьные занятия, уже не расставалась с кактусом, верным другом и мастером дельных советов, и по вечерам заходила вместе с ним за мамой Светой в супермаркет.

Как-то в апреле, перед закрытием, когда Света обслуживала последних покупателей, к кассе подошел запыхавшийся мужчина.

— Какой красавец, — восхитился незнакомец, увидев Оле в ведерке, стоявшем возле кассового аппарата. — Мне как раз нужен подарок для дочери. Она увлекается колючками. Пробейте, еще, этот кактус.

— Оле не продается, — сказала Кармен.

— Ты за что-то обиделась на мою дочь и предлагаешь не продавать ей кактус? — удивился незнакомец.

— Я не знакома с Вашей дочерью Олей, — догадалась Кармен. — Это его зовут Оле, — сообщила она, указывая рукой на кактус.

— Ага, он не товар супермаркета, но, может быть, ты мне его продашь? Я сниму в банкомате наличные. Сколько ты за него хочешь?

— Вы не поняли, — вежливо подключилась мама Света. — Это друг моей дочери, а друзей не продают.

— Верно! — подтвердил незнакомец, запихивая покупки в рюкзак и разглядывая Кармен и маму Свету. — Но друг ваш необычный. Колючий. Вы не любите пушистых и гладких?

— Кот или собака сдохнут на наших шести квадратных метрах, — сказала Кармен.

Незнакомец материализовался следующим вечером, но не один. С ним была девочка лет девяти.

— Добрый вечер! — поздоровался мужчина. — Вот, привел Олю посмотреть на Оле.

— Это маммиллярия Кармен, — сообщила девочка, рассматривая кактус.

— Чудеса какие-то! — воскликнула мама Света.

— Почему? — поинтересовался Олин папа.

— Потому, что это мое имя, — улыбнулась Кармен, — и было бы еще смешнее, если бы Вас звали Кактус, а мою маму Маммиллярия. Однако ее зовут Светлана.

— Это тоже смешно, — грустно возразила Оля. — Папу зовут Светослав — славящий свет. Не смешно, что этому Светославу через месяц надо уезжать на историческую родину этого милого кактуса, в мексиканский штат Тамаулипас, разрабатывать месторождение нефти, и меня с собой он взять не может, а жить у бывшей бабушки, маминой мамы, я, бывшая внучка, не хочу.

— Знакомая история! — оценила Кармен заявление Оли и сделала свое заявление, обратившись к Светославу. — Вот что! Мы с Оле можем подстраховать Ольгу: будем отводить в школу и забирать из школы, только Вам надо будет официальные бумаги оформить. Поможем приготовить еду и проверим домашние задания. Я очень хозяйственная и надежная, вот мама подтвердит.

Мама Света промолчала. Заговорил папа Светослав:

— Вообще-то вы бы нас здорово выручили, если бы месяц, в течение которого я буду отсутствовать, пожили у нас в квартире, купленной неделю назад. В ней три большие отдельные комнаты.

— Bueno, hermana, приехали. Вот она — земля маммиллярий. Не будем углубляться и искушать судьбу: это еще зона наркоторговцев, и полиция сюда не суется, — высокая девушка лет шестнадцати в белой рубахе и белых джинсах остановила мотоцикл и сняла шлем.

— Да ладно, — произнесла крепкая девушка лет четырнадцати в черной майке, черных спортивных штанах и с плетеным коробом за плечами, слезая с заднего сидения мотоцикла и снимая шлем. — Кое-что мы тоже можем.

— Ну да, — засмеялась старшая сестра, — можем пули руками ловить.

Она помогла младшей сестре снять с плеч короб.

— Все, теперь я сама, — младшая достала из короба маленькую лопатку и сделала в твердой почве небольшое углубление, потом достала пластиковую бутылку с водой и увлажнила взрытую землю.

— Теперь вдвоем! — скомандовала она.

Сестры бережно вытащили из короба и поместили в углубление горшок с маммиллярией, вернее семейством маммиллярий,

— Bueno, hermano, будем прощаться! — сказала Кармен, обращаясь к кактусу. — У тебя теперь своя большая семья, а нам вместе со Светами надо возвращается.

Она взяла у Ольги лопатку и несколькими ударами разбила горшок на черепки. Вдвоем они разровняли землю вокруг маммиллярий и стали на колени.

— Оле, наш колючий ангел, спасибо тебе за все, — сказала Ольга и заревела.

— Кактусы не плачут! — Кармен обняла сестру за плечи, подняла ее с колен и, не оглядываясь, потащила к мотоциклу, прихватив свободной рукой опустевший короб.

— Прости, дочь! — вдруг сказала мама Ольга и поцеловала Анну в лоб.

— И ты меня прости! — откликнулась Анна и обняла маму Ольгу за шею.

Вам понравилось?
Поделитесь этой статьей!

Добавить комментарий