Себе в ХХ век. Стихи

***
Что я такое пишу и о чём –
жанра не знаю и цели.
Лишь бы слова, что струятся ручьём,
больше во мне не болели.

Чёрту сигналил ли мой бубенец,
к Богу ль дорогу мостила?
Лишь бы оно поскорей
кончилось и отпустило.

Звонок себе в двадцатый век

Я звоню ей по старому номеру в вымерший век
(убираясь, нашла в телефонной заброшенной книжке).
И встаёт, проступая сквозь темень зажмуренных век,
всё, что было со мной, отсечённое жизнью в излишки.

Ни работы-семьи, не волшебник, а только учусь…
Неумеха, оторва, влюблённая девочка, где ж ты?
Ненадолго себя покидая, в тебя отлучусь —
подышать свежим воздухом детства и глупой надежды.

Непричёсаны мысли, расхристанны чувства и сны.
Два сияющих глаза из зеркала с жаждой блаженства.
Это я — то есть ты — в ожидании первой весны,
в предвкушении самого главного взгляда и жеста.

Там витало рассветное облачко радужных грёз,
облачённых не в слово ещё, а в бурлящую пену.
Много позже подступят слова, что из крови и слёз,
и свершат роковую в тебе и во мне перемену.

Лишь порою напомнят бегущей строкою дожди,
как потом было поздно, светло и безвыходно-больно.
«Не туда ты идёшь, не тому ты звонишь, подожди!» —
я кричу сквозь года, но не слышит за толщей стекольной.

И не слушает, как и тогда — никогда, никого,
выбегая к почтовому ящику десять раз на день.
И мне жаль той тоски, за которой потом — ничего.
И мне жаль этих слов в никуда, этих слёз-виноградин.

Я шепчу ей бессильно, что будет иная пора,
будут новые улицы, песни и близкие лица.
«Это лишь репетиция жизни, любви и пера,
это всё никогда, никогда тебе не пригодится!»

Только что им, с руками вразлёт, на беду молодым,
различить не умеющим в хмеле горчинки и перца!
А излишки ушедшего, жизнью отсеянных в дым,
ощущаешь сейчас как нехватку осколочка сердца.

Натянулись, как нервы, незримые нити родства,
сквозняком нежилым — из неплотно захлопнутой двери…
Почему-то мне кажется, девочка эта жива,
только адрес её в суматохе отъезда утерян.

Коль замечу, что почву теряю, в тревоге мечусь,
наберу старый номер в тоске ожиданья ответа.
Оболочку покинув, в былую себя отлучусь —
подышать чистым воздухом детства, надежды и света.

Сирень

Нет, она — могла ль я обознаться? —
за год позабытая сирень!
Пахнет так, как будто мне семнадцать,
песнь моя, души моей шагрень!

Обрывая звёздочки желаний,
сокращаю наш короткий век.
Молодость жива ль ещё, ушла ли? —
дай же мне сиреневый ответ!

Так же бело-розово-лилова…
Я ищу в тебе, не находя,
счастье — пятизвёздочное слово,
чтобы так же и свежо, и ново,
соткано из неба и дождя.

***

Свидетели были у нашей разлуки:
луна и её поднебесные слуги,
ночной переулок, безлюден и мглист,
и с дерева рвавшийся в прошлое лист.

Ничто не запомнило мёртвое место.
Теперь тут другие жених и невеста.
И вывески те же, и тот же фонарь,
но нету там нас — не ищи и не шарь.

Никто не виновен. Судьба виновата.
Так вечер кончается ночью когда-то.
Однажды ладоням приходится вдруг
разжаться и выпустить счастье из рук.

***

Всё гадала, всё гадала по ромашке,
а ромашкой оказалась ты сама.
В чём причина, где ошибка, где промашка?
Ранит пальцами холодными зима.

Жизнь трудилась над тобою, обрывая
клочья будущего, словно лепестки.
И стоишь ты на ветру полуживая
с золотою сердцевиною тоски.

***

Любовь нечаянно спугнула.
Она была почти что рядом.
Крылом обиженно вспорхнула,
растерянным скользнула взглядом

и улетела восвояси,
как «кыш» услышавшая птица.
Мне Божий замысел неясен,
мне это всё не пригодится.

Зачем, скажи мне, прилетала,
куда меня манила песней?
А вот ушла, и сразу стало
бесчувственней и бесчудесней.
***
Из забывших меня можно составить город.
И. Бродский

Имена дорогих и милых —
те, с которыми ешь и спишь,
консервировала, копила
в тайниках заповедных ниш.

И нанизывала, как бусы,
украшая пустые дни,
и сплетала из строчек узы,
в каждом встречном ища родни.

Был мой город из вёсен, песен,
из всего, что звучит туше.
Но с годами теряли в весе
нежность с тяжестью на душе.

Столько было тепла и пыла,
фейерверков и конфетти…
А со всеми, кого любила,
оказалось не по пути.

Отпускаю, как сон, обиды,
отпускаю, как зонт из рук.
Не теряю его из виду,
словно солнечно-лунный круг.

Да пребудет оно нетленно,
отлучённое от оков,
растворившись в крови вселенной,
во всемирной Сети веков.

Безымянное дорогое,
мою душу оставь, прошу.
Я машу на себя рукою.
Я рукою вослед машу.

Будет место святое пусто,
лишь одни круги по воде,
как поблёскивающие бусы
из не найденного Нигде.

Я немного ослаблю ворот,
постою на ветру крутом
и — опять сотворю свой город
из забывших меня потом.

***
Чужой мобильник, брошенный в траву,
звонит, звонит кому-то в синеву.
И мне казалось, это зов оттуда,
сюда, ко мне взывающее чудо.

Я наклонилась над лесной травой.
Ты звал меня, незримый, но живой.
Но не посмела клавишу нажать я…
И радуга висела как объятье.

***
Прохожие оборачивались тобой.
Я не подхожу, так как знаю, что невозможно.
Ты — через пропасть — не ты. Как любимый — любой.
Через тире — как преграду, границу, таможню –

рвусь я к тебе, но не в силах их преодолеть,
память, и зренье, и душу безжалостно раня.
Вот ты опять — и, прорвав загрудинную клеть,
птица любви вырывается в космос бескрайний.

***
Пролетела весна мотыльковой беспечной мечты,
лето знойной любви растворилось в берёзовых кущах.
Подступают к порогу, сужая кольцо пустоты,
осень жёлтой тоски и зима моей смерти грядущей.

Я к небесным очам поднимаю с надеждой лицо.
Как же мне избежать этих дьявольских щупальцев страха?
Я пытаюсь прорвать роковое стальное кольцо,
духи прошлой любви воскрешая из пепла и праха.

Сколь великую власть обретают простые слова,
колдовское заклятье таится в глубинах порыва.
О любимые прежде! Пока я вас помню — жива.
И вы тоже — пока я люблю вас — по-прежнему живы.

Отступает в испуге когда-то попутавший бес.
Проступает в судьбе весь неправедный бред опечаток.
Души милых светло и прощающе смотрят с небес,
и хранится навеки в них мой молодой отпечаток.

***
Трогательность весенняя и осенняя строгость, —
всё это разноголосья и полюса любви.
На краю воскресения и падения в пропасть —
только лишь ты зови меня, ты лишь останови.

Сколько грабель целовано — только не впрок уроки.
Пусть не дано изведать нам дважды одной реки,
пусть уже всё отлюблено — сладостны даже крохи.
Я соскребу любёнышей с каждой своей строки.

Пусть парусами алыми машет нам каравелла.
Ну а когда простишься ты, в прошлое уходя —
буду любить последнее — как это у Новеллы —
плащ твой, и гвоздь под кепкою, и даже след гвоздя.

Вам понравилось?
Поделитесь этой статьей!

Добавить комментарий